От свободы к апокалипсису

Там, где много болтают о «свободе личности» — там начинают мало напрягаться. А где мало напрягаются – там плохо учатся и плохо работают. Потому что в рамках «свободы личности» — нежелание что-то делать является достаточным, вполне нормальным и распространённым основанием не делать это. «Не хочу – и не буду!».

А есть ещё такой промежуточный вариант, свойственный либералам – требовать необычайно качественного вознаграждения за крайне некачественное участие. То есть сделав на копейку, требовать рубль, и угрожать, что если не дадут – тогда, мол, и на копейку делать перестану.

Либерал подсознательно убеждён, что его жизнь, выживание – очень нужны кому-то (это из детства, где мы нужны родителям). И, как это свойственно незрелым инфантилам, либерал пытается шантажировать воображаемых покровителей, остро нуждающихся в его выживании.

Правда же жизни в том, что взрослых людей никто насильно не держит: хочешь помирать – помирай себе на здоровье! Никакого убытка для других в этом нет, одна выгода: им больше места, больше ресурсов и т.п.

Свои средства к существованию люди на протяжении всей истории обеспечивают себе сами, тяжёлым трудом и мужественной обороной. Если они разучились работать и/или воевать – история их выдавливает в небытие, и довольно быстро.

Высокопроизводительный и качественный труд – это и технически сложно, и психологически тяжко. Всякий понимает, что для высокого уровня производства требуется не только развитый ум (что само собой разумеется), но ещё и развитое чувство ответственности, выдержки. Это когда устал, надоело, и хочется бросить – но удерживаешь себя, и не бросаешь. При условии, что и технически достаточно развит – и делаешь продукт, а не сырьё на отходы переводишь, как чаще всего бывает у малограмотных и бестолковых работников (даже если они азиатски трудолюбивы!).

Когда либерал «заливает», что развитая экономика сама собой, автоматически приложится к максимальной свободе и демократии в обществе – возникает закономерный вопрос: где они видят саму возможность корреляции?! Каким образом – хотя бы чисто теоретически – свобода незрелой личности, с детства привыкшей выпендриваться – может сочетаться с развитием ума, профессионализма и ответственности, трудовой добросовестности?

Чтобы хорошо жить, человек должен сперва очень напряжённо учиться, потом очень хорошо и напряженно работать. И вдобавок быть постоянно готовым к войне, чтобы сделанного не отобрали, а самого в рабство не угнали! Только в этом случае человек получает высокое качество жизни – при условии, что в состоянии его и произвести, и защитить.

Производство включает в себя проблему достаточности и проблему локализации. Любого материального блага, чтобы мне не помереть, должно быть, во-первых, достаточно, а во-вторых, достаточно мне, а не кому-то другому! Казалось бы, это азы, азбучные истины – но как тяжело они доходят до либералов!

Для примера мы можем взять любое производство. Скажем, производство хлеба. Хлеб не возникает сам по себе, его нужно производить: сеять, убирать, молоть, печь и т.п. Если его выпекают в итоге мало, в чисто физическом смысле – то, понятно, что это беда. Но если его выпекают много, очень много, в три раза больше нужного, но… в Австралии, а ты в Сибири, то какое тебе дело, сколько его выпекают? Ведь выпекают-то не для тебя!

Много там благ в Европе или мало – вопрос спорный, но совершенно бесспорно другое: ты-то тут при чём?!

Очень важно не только организовать достаточное воспроизводство хлеба (и любого иного блага), но ещё и сделать это так, чтобы лично ты попал в локализацию его распределения. Иначе мы будем любоваться обыденной для капитализма картиной: прилавки ломятся от изобилия благ, а прямо тут же, под витринами сверкающих магазинов – расположились голодающие и бездомные.

Потому что продукта не может быть «просто» достаточно. Вопрос – на какую локализацию эта достаточность рассчитана? То, чего катастрофически не хватает для миллиона людей – вполне достаточно для тысячи. То, чего не хватает тысяче – может обеспечить изобилие сотне . И это не праздная игра ума, а вопиющий многовековой опыт истории!

Так, например, европейский, и вообще западный достаток – неотделим от европейской и западной локализации (другой вопрос, что он во многом мифический, но не в этом дело).

Всякое изобилие возникает либо из роста производства, либо из снижения числа потребителей. Выбросили половину населения за борт жизни – и у другой половины населения сходу, сразу же в два раза больше колбасы и жилплощадей! А ведь, с точки зрения производства, ничего не добавили, никакого роста продуктивности не добились. Раз – и квас! Утром выгоняем половину получателей – вечером у оставшейся половины получка в два раза больше. Да какой-там вечером, прямо тем же самым утром, с ходу, моментально!

Разумеется, проблема ЛОКАЛИЗАЦИИ достаточности (то есть проблема повышения справедливости распределения благ), как бы остро не стояла, не может заменить проблему физического НАЛИЧИЯ благ, как таковых, как материальных объектов. Это две разных проблемы, и если меня спросят, какая важнее – я скажу: обе важны (хотя марксист во мне, засевший со школы, всё же добавит: «базис первичен»).

Как бы справедливо не поделили мы ноль – он останется нолём. Хотя материальная база обеспечения жизни зависима от психических процессов (у людей с неправильным мышлением она деградирует) – однако жизнь невозможна при отсутствии материальных фондов воспроизводства и обмена жизненно-необходимых благ.

При этом либералы на удивление радикально проявляют нигилизм по отношению к абсолютизированному в марксизме «базису» (производительным силам). Если в марксизме производительные силы были «всем» (что, конечно, перебор[1]), то в современном либерализме они стали «ничем».

Если послушать или прочесть либерала (а имя им – легион), то получается, что всякий производственный базис – «так, предрассудки», материальное же благополучие получается «из свободы» автоматически, в качестве неотъемлемого её приложения. Дал свободу – получил экономическое процветание, так они думают.

Логики в этом никакой нет, распознать логические связи между свободой и изобилием либералы не могут (потому что таковых и не имеется в природе). Вместо логических связок либералы дают, обычно, ссылки на «развитые страны», в которых, согласно их мифу, свобода породила благосостояние.

А что, если наоборот? Что, если вначале было построено благосостояние (жесточайшими и циничными методами – это во мне уже историк говорит), а уже потом, на десерт, «на сладкое» — подали свободы? Или её вообще не подавали, ограничившись номинальным декларированием? Или действует логическая ошибка «вместе с этим – не значит по причине этого», то есть далеко не всякое совпадение означает взаимосвязь? Например, если во время дождя палка стояла у стены – это вовсе не значит, что между дождём и палкой, приставленной к стене, есть какая-то связь.

Все эти вопросы обсуждаемы – но беда в том, что либералы не желают их обсуждать. Многократные опыты новейшей истории – когда вводилась полнота гражданских свобод, после чего начиналась экономическая и социальная катастрофа – игнорируются ими. Приводя одни примеры (якобы успеха) – они глухи к другим примерам (очевидных провалов).

+++

Между тем мы прекрасно понимаем, что между свободой личности (как приятным и удобным для личности режимом добровольности действий, непринуждаемости) и обеспеченностью материальными благами – нет связи, по крайней мере, прямой. Да и косвенной, скорее всего, нет, потому что на все наши попытки указать, каким образом одно вытекает из другого – наши оппоненты не отвечают.

Напротив, с древнейших времён очевиден конфликт между приятным времяпрепровождением личности (свободой) и обеспечением материального благополучия. Это заставило людей называть «свободным временем» только время отдыха, из чего следует, что рабочее время — несвободное. Это заставило уже в древности противопоставить «свободных людей» и рабов, что и превратилось в главную драму человеческой истории.

Работа необходима, но неприятна (иначе её назовут досугом, хобби), свобода приятна – но недостаточна для выживания. Не понимая этого коренного противоречия, мы вообще ничего не поймём ни в истории, ни в обществе.

Усложняет дело то, что работа в экономическом смысле (производительный, полезный труд) – хоть и необходима для выживания цивилизованного общества, но тоже недостаточна. Сама по себе, без приложения к сырьевой базе, к ресурсам природы она (пока?) не может производить никакой стоимости, ни прибавочной, ни даже необходимой. Чтобы произвести благо – труд должен быть приложен к ресурсам, а для этого нужен доступ к ресурсам.

Те, кто сидят на распределении ресурсов, которые обрабатываются трудом, предоставляя труженикам возможность полезного приложения сил – в марксисткой традиции есть «класс эксплуататоров». Марксистская традиция подчёркивает негативную сторону ресурсных распределителей, безобразия, несправедливость и произвол с их стороны в процессе распределения.

Правая традиция, напротив, подчёркивает позитивную сторону ресурсных распределителей: захватив силой и силой удерживая под своим контролем землю и инфраструктуру, ресурсные распределители (князья) не только отбирают у ресурсных пользователей часть их выработки (налоги, поборы), но и дают выжить, защищая от внешних захватчиков.

Князь возьмёт у пахаря часть хлеба, печенег же, если никто не отражает набегов – всё заберёт, вдобавок дом сожжёт и крестьянина убьёт. Понятно, что князь лучше печенегов, поскольку, при всём его произволе и диких выходках «хозяина жизни» — он даёт народу саму возможность выживать.

Если же говорить объективно, то нужно сочетать негативное и позитивное в деятельности «Хранителей» — ресурсных захватчиков и распределителей среди трудящихся. С одной стороны, «Хранители», как защитники народа от полного истребления, полезны и необходимы. С другой стороны – они склонны от безнаказанности вырождаться в жестоких тиранов. По мере движения к коммунизму «Хранители» должны преодолевать собственный произвол, сохраняя силу (без неё никак) – подчинять эту силу праву, обретать правовое мышление.

Сочетать силу и правовое мышление очень сложно – будь это просто, история не длилась бы столько веков в корчах проб и ошибок.

Марксисты не правы, когда видят в верхних классах только угнетателей, и не видят в них защитников.

Правые не правы, когда видят в верхних классах только защитников, и не видят даже вопиющих фактов вырождения правящего класса, его деградации, приводящей к бесчеловечным и запредельным формам угнетения тех, кто доверился безответственным «Хранителям».

Только диалектика может дать нам верный взгляд – когда мы не будем кривы на один глаз ни справа, ни слева! Когда мы не потеряем из виду ни угнетения народа со стороны защитников, ни защиты народа со стороны угнетателей.

+++

Ничего этого не понимая, и не желая понимать, либералы вступают с диалектикой в самое жестокое и бескомпромиссное противостояние, чем приводят к гибели доверившиеся им народы. Нет у диалектики врагов злее, чем либералы, притом, что диалектике не навредишь, ей ни жарко, ни холодно, как стене, о которую разбивают лбы враги стены.

Не понимая связи позитивного с негативным, либерал, как ребёнок (в сущности, они и есть не повзрослевшие, не сумевшие и не наученные взрослеть инфантилы) требует всё, что ему нравится, незамедлительно внедрить и предоставить. А всё, что ему не по вкусу – так же немедленно удалить из жизни. Когда это пытаются воплотить в жизни – получается отсечение плодов от корней.

Мечта либерала – это абсолютная опека при абсолютной ненавязчивости власти. Это полнота прав человека и гражданина при отсутствии любых (а в первую очередь обременительных и тягостных) обязанностей. Это когда тебе «всё, что не пожелаешь», а с тебя за это – ничего не требуется, и ничего не спрашиваются. И не докучают. Зато ты сам вправе всем докучать сколько угодно и по любому поводу.

Так рождается химера безграничного и безответственного «демократизма», в котором «власть – слуга народа», и даже лакей «принеси-подай – пошла вон». Такого рода демагогия очень нравится недалёким людям, и понятно, почему. Беда в том, что она совершенно несовместима с реальностью, по своей смысловой сути – неадекватна, невменяема.

«Перестройка» в СССР, в числе прочего, наглядно доказала, что в отсутствии центра силы единственное, что происходит – выделение новых центров силы, новых источников насилия и подавления (в ту эпоху – из криминальной среды).

Всякая охрана жизни и деятельности человека либо связана с подавлением его личности – либо не является охраной. Это совершенно очевидно: никого не подавляя, она не в силах никого защитить, поскольку защита предусматривает подавление агрессии, и, через это – покушение на свободу личности.

Безответственный демократизм передаёт власть не народу, не массам, и даже не толпе – а вполне конкретно и адресно, преступным группировкам, мафиям, создавая – именно через инструменты формальной демократии – власть криминала, уголовных кланов.

В итоге вакханалия «прав и свобод» приводит взбесившиеся в плохо понимаемой жажде свободы нации не «в Европу», а в состояние Сомали и Афганистана. Если права человека не рассматриваются как плата за добросовестное исполнение им обязанностей человека (вначале работа – лишь потом плата!), то они оказываются инструментами убийства и самоубийства народов. Что, собственно, новейшая история доказала десятками зияющих и жутких примеров-иллюстраций!

+++

Можно ли назвать «свободным» общество в котором человек достойно наделён? Общество, в котором нет обделённых? И при этом надёжно, в правовом смысле, защищён? Нет. Это общество, в котором не только власть, но и гражданин скованны твёрдыми и неукоснительными нормами поведения. Чтобы такое общество наделённых и защищённых людей сохранялось, не вырождалось в хаос – каждый должен делать, что нужно, что вменено, а не чего хочется.

Православная «свобода от греха» — не является свободой в либеральном смысле слова, потому что никакой свободы поведения или широты выбора «свобода от греха» в себе не содержит. «Свобода от греха» — это когда человек избавлен от необходимости безобразничать (например, избавлен от голода, чтобы не воровать).

А в высшем смысле это ещё и успехи воспитания, когда человек избавлен не только от необходимости, но и от внутренней потребности безобразничать. Такой человек «сам себе полисмен», и не станет безобразничать даже при полной гарантии безнаказанности.

Это всё прекрасно – скажут мне – но как это совместить с либеральным пониманием свободы личности? О том и речь: никак. Если мы хотим жить лучше, то (диалектика!) берём на себя повышенные обязательства, принимаем на себя нагрузки, от которых избавлен первобытный примат. Цивилизованный человек потому и выше примата по своим возможностям, что он значительно превышает примата по уровню своих обязанностей и обязательных к исполнению программ.

Либерализм же (зачастую не понимая этого) – производит из человека Зверя, именно путём «снижения обязательств» личности, сокращением поведения, обязательного и неукоснительного в своей навязчивости (необходимой для формирования умственно и духовно развитой личности).

Настроенному облегчать жизнь своему носителю, вести своего носителя по линии наименьшего сопротивления – либерализму и в голову не придёт наращивать для носителя нагрузки, трудности или сопротивление среды. Это противоположно логике либерализма, в целом играющей на понижение через снисходительность к человеческим слабостям. Всё меньше принудительно-обязательного, всё больше «простительного» — и в итоге имеем майданного павиана вместо человека.

Говоря научно – существо, управляемое бессвязными и разорванными по смыслу подачками услаждающего или устрашающего характера. Там накормили, там напугали… Кто и зачем – неизвестно. Но «дают – бери, бьют – беги». Возникает существо управляемое непосредственным реагированием по схеме «сладко-горько, больно-приятно» и т.п. Такое существо (животное) – тащит телегу, убегая от кнута погонщика, и охотно кушает овёс из рук, только что стегавших его.

Для власти криминальных мафий майданный павиан – самая лучшая массовка: он лёгок в манипуляциях, ничего связно не понимает, внушаем, податлив, продажен в худшем смысле слова, и сам себе выроет могилу за кусочек сахара, как дрессированный зверь, не зная, что и кому роет.