С начала этой недели для обладателей российских паспортов действует новый порядок получения въездных шенгенских виз. Решать, увидят ли русские дымные громады Кельна, попьют ли кофеёк на террасе монмартрского бистро, посмотрят ли на деревушки итальянского Пятиземелья и так далее и тому подобное, будут долго, упорно, и не факт, что решат в их пользу.
Пора бы усвоить, что смотреть "вживую" на перечисленное и многое-многое-многое другое, включая леонардовских Мадонн и танцовщиц Дега, по мысли тех, кто в Брюсселе озабочен "судьбами прогресса и демократии", есть привилегия. Они так решили. Эти скучные люди в не менее скучных костюмах и, естественно, — потому что борешься же за демократию — с постным выражением лица.
Пора также усвоить, что про "привилегии" передвижения кому хочется и куда хочется (были бы деньги или иные, немонетарные возможности) говорят ровно те же люди, что с упоминанием свободы просыпаются и с этим же отходят ко сну.
Но нынешняя европейская свобода — она исключительно для тех, кто для европейцев "свой". Кто им идеологически близок. А тот, кто им идеологически чужд, по их же собственным, чуть, правда, переиначенным словам, должен сидеть дома. Непременно у чёрного репродуктора (брюссельские "решалы" абсолютно убеждены, что в России в каждом жилище до сих пор есть радиоточка с единственной частотой) — слушать, например, песню "Валенки". В исполнении Лидии Руслановой.
Картина мира, в которой русским разрешён въезд, только если они больны, только если живут в разлуке с родственниками или хотят поучиться в "заграничных университетах", практически неотличима от той, что была нарисована силами всё той же европейской пропаганды примерно лет 60 назад.
Потом клещи чуть ослабили, подписали Хельсинкское соглашение со знаменитой "третьей корзиной", где про право передвижения всё очень чётко изложили. Про выезд из страны. Про въезд в страну.
Потом, в том числе из-за спекуляций, кому ехать, из-за количества "отказников", из-за демонстраций желающих выехать и въехать перед всеми посольствами всех стран "всего цивилизованного мира", стали чуть больше выпускать и чуть больше впускать. Все сегодняшние отговорки про очередность, про приоритет "тем, чьи семьи имеют гражданство ЕС" — всё это было-было-было ещё в 70-е, когда под лозунгом "воссоединения семей" шла эмиграция — в Израиль и США.
Все знали её этапы — кому в Рим, кому на Кипр, а кому через Вену. Кстати, и тогда тоже свобода выезда из СССР увязывалась с экономикой, с наложенными санкциями и ограничением торговых отношений.
Как выезд, так и въезд были "привилегией". Как и тогда, так и сегодня — исключительно политической.
Кто-то эту привилегию имел, а кто-то — извините, но нет.
Но в сравнении с прошлым веком нынешняя эпоха внесла коррективы. Русские стали ездить. Сами. Самостоятельно. Без оглядки на разрешения из паспортов счастливо исчезла "пятая графа", а из законодательства — выездная виза.
Мир показался нам открытым. Мир показался нам искренним. Мир показался нам поначалу немножко скромным и молчаливым, гостеприимным.
Только сейчас, собственно, до нас дошло, что это всё было и деланым, и лицемерным.
Мы были прекрасны, и нас радушно встречали, поскольку мы были довольно бедны, мы не были ни в чём искушены и мы были такой лёгкой добычей для всей этой "европейскости".
Мы не поняли, что не мы решали куда-то поехать, а это нам милостивые государыни и государи, цивилизованные европейцы, решать позволяли.
Потому что мы тогда в сравнении с ними были бедными (а значит, зависимыми), но самое главное — мы были послушными.
За послушание полагалось поощрение.
Просто нам об этом никто не сообщил, но сами европейцы именно так свободное перемещение русских и воспринимали, так трактовали и поэтому разрешали русским даже шиковать. Но в рамках приличий и с прибылью для казны. Европейской.
Санкции, касающиеся в том числе и фундаментальных свобод, которые такие действия и ограничивают, — они ведь все про наказание за непокорность. За самостоятельность. За то, что называется независимостью.
Однако когда речь шла об экономике, тут всё-таки какую-никакую, пусть и очень слабую, но логику нащупать можно.
Но ограничения, которые вводятся против всех тех, у кого российские паспорта, попахивают не логикой, а сортировкой.
Сортировка — когда людей вне зависимости от их взглядов, вероисповедания, возраста, вне зависимости от того, зачем этим просителям (такое любимое европейцами слово, они обожают, когда их просят) нужно въехать в свободное Шенгенское пространство, могут послать куда подальше.
Кстати, несмотря на все слова о солидарности и равенстве, сортировка людей в ЕС — дело привычное. Обыденное. Очень европейскому пониманию о добре и зле свойственное.
Пока сортировка коснётся (как говорят и как постановили брюссельские "решальщики") лишь тех, кто постоянно проживает в России.
В Европе всё, а особенно сортировка, — делается очень постепенно.
Затем настанет очередь тех, кто, имея российское гражданство, получил евросоюзовский вид на жительство и поэтому постоянно находится в ЕС. Этот документ может быть продлён. А может — и наоборот. Это как Россия будет себя вести. Сдаст назад. Продолжит идти вперёд. Остановится на месте.
Третий этап — те, у кого имеется и российское, и европейское гражданство, и кто тоже постоянно проживает на территории ЕС.
Об этом мало кто говорит, но натурализация, то есть получение паспорта, например в той же Франции, в ряде случаев бывает обратима.
Гражданства можно лишиться в трёх случаях: если имеется другое гражданство, если вы действуете против интересов Франции, но в интересах того первого государства и, в-третьих, если действия противоречат интересам Франции.
Подверстать под это можно абсолютно всё что угодно. И у Франции в смысле сортировки граждан на "тех" и "этих" навыки тоже имеются.
Сортировка — по любым критериям, когда решает не сам человек, а некие власти и чинуши без лица, без имени и фамилии, — такой процесс, что стоит только начать, а дальше маховик будет работать сам.
Главное, что его уже крутанули, смазали, поставили нужных людей, чтобы за ним бдеть.
Дальше — дело техники.
И последнее. ЕС своими ограничениями "наказал" (ну как Брюссель думает) не мифического Ивана Ивановича, сидящего у репродуктора и слушающего "Валенки", а тех, кто Европе, вот этой, свободной и справедливой, верил, на неё только что не молился и о которой мечтал.
Утраченные иллюзии плохи тем, что переживаешь их потерю болезненно, но хороши тем, что помогают взглянуть в лицо реальности. Европейской. Не воображаемой, а такой, какая она есть на самом деле.
Елена Караева