Путинский призыв: Бурятия, Якутия, Тува набирают из «запаса» снайперов

Уроженец Бурятии Бадма Цырендоржиев в числе мобилизованных республики едет на Украину. По его словам, это уже его третья «война». Первая была в Афганистане, куда он попал в составе 860-го мотострелкового полка, где проходил срочную службу.

В снайперы его определили после первых же учебных стрельб на полигоне. Тога он со ста метров попал в пятикопеечную советскую монету. Прапорщик только присвистнул. А ночью с такой же дистанции потушил зажженную новогоднюю гирлянду. В этом не было ничего удивительного. Бадма — потомственный снайпер. Его дед воевал в Великую Отечественную, воевал в снайперском составе 32-й сибирской дивизии, где было много бурят. Вернулся весь израненный. «Немца надо бить в глаз, чтобы шкурку не попортить», — любил повторять дед.

Орденов у деда бы много. Ранений — еще больше. По словам Бадмы, у деда на теле было только одно целое место. Им он и настругал восьмерых детей. Бадма был восьмым. И единственным снайпером в семье.

В Афганистане душманы звали его «Хазар» — он был похож на местных хазарейцев-монголоидов. За Хазаром охотились — он как-то «посадил на мушку» местного авторитетного душмана и крепко пощипал его братву. Моджахеды предлагали за его голову пятерых «сочных» баранов и мешок иранского риса. За «шурави Хазаром» шла охота. Охотились за ним тоже снайперы. Мешок риса и бараны были хорошим бонусом.

В Хазара несколько раз стреляли из английской снайперской винтовки «Бур», с которой англичане охотятся в Африке на слонов. Однажды из «Бура» прострелили насквозь два титановых бронежилета, которые лежали рядом с Бадмой. Бурят положил их за камень, имитируя самого себя, чтобы выманить на «живца» афганского снайпера. От выстрела «броники» разлетелись в разные стороны, как тряпичные лоскутки.

После Афганистана Бадма вернулся домой и устроился в местный лесхоз. Он всю жизнь мечтал быть лесником — как дед. А через какое-то время в закготконтору Баргузинского лесхоза позвонил его бывший комполка Лев Рохлин. И просил помочь ему в Чечне (Рохлин там уже командовал корпусом). Обещал уважение, денежное довольствие, буззы и хушуры (национальные бурятские деликатесы). Тогда в Чечне у наших было туго со снайперами. И боевики начали борзеть. Надо было нагнать на них жути. Бадма откликнулся на призыв. Он воевал и в первую, и во вторую чеченскую. Сколько взял на мушку боевиков, Бадма умалчивает.

Когда уезжал домой, Рохлин специально для Бадмы приказал поварам сделать ему «хорхог» — национальное бурятское блюдо из баранины, которое делается на углях в молочном бидоне…

Это — уже вторая его командировка на Украину. Первая завершилась под Мариуполем. По возрасту он не подходит под мобилизацию, но после разговора с местным военкомом решил ехать. И перед отправкой в аэропорту «Байкал» Улан-Удэ успел дал интервью «Свободной прессе».

«СП»: — Бадма, снайпером может стать любой желающий?

— Смотря каким. Их ведь несколько типов — снайпер-диверсант, пехотный снайпер, снайпер городского боя. Это немножко разный психотип. Диверсант может сутками выжидать момента востребованности и своей желанной жертвы. «Снайпер-пехотинец» работает в суматохе боя и в составе штурмовых групп. Он — человек коллектива. Должен стрелять, как ковбой и бегать, как его лошадь.

Городской снайпер — парень резкий, шныристый. Он работает с брони, бегает по кварталам, как сохатый, штурмует с бойцами многоэтажки, подвалы и опорные пункты, прикрывает своих, отвлекает нас себя внимание врага и готов «подорваться» на бой в любую секунду. Он должен ориентироваться среди городских руин и завалов, лазить по канализационным люкам, подвалам, тоннелям, катакомбам и другим ходам сообщения, как крыса. В городском бою очень важно успеть подняться на пятый-седьмой этаж дома и сделать себе там опорник. Или вообще на крышу. Оттуда — самый лучший обзор.

Но если по тебе начнут бить из танка, надо стремительно исчезнуть. Танк может вообще похоронить тебя под завалами. Когда в Мариуполе по мне начинал танк работать, иногда прямо по веревке из окна на жумарах спускался. Как альпинист. Ноги снайпер должен уносить очень быстро. Потому что после удачного выстрела за ним начинается настоящая охота.

«СП»: — Научится этому трудно?

— Долго. Человек должен быть к этому предрасположен. Не у всех это получается. Я в Афганистане ни одного русского снайпера или снайпера-кавказца не видел. Темперамент не тот. Буряты, якуты, тувинцы, кылмыки, ханты, манси, нивхи … Даже чукчей встречал. Мы, узкоглазые, видим намного дальше, чем славяне. Фокусное расстояние у нас другое. Помнишь, как в кино: «Зема, ты суслика не видишь? И я нет. А он здесь».

А бурят-снайпер увидит. Тем не менее, в армии снайперов выбирают как минимум после полугода службы. Надо присмотреться к человеку, понять его психику, посмотреть, как он стреляет на полигонах.

«СП»: — В чем специфика работы снайпера на Украине?

— Снайперу-диверсанту надо постоянно работать в «серой» зоне. Она большая — три-четыре километра. Вот в этой зоне он и передвигается. А её зачастую усыпают лепестковыми минами. И леса там маловато. Мы все-таки привыкли в лесах воевать, в горной местности. Здесь приходится много ползать, работать в основном только на рассвете, в «собачью вахту». А когда кого-то выцелишь, тебя могут «в ответку» накрыть минометами. А они накрывают целые квадраты. Поэтому очень важно иметь пути отхода. Делая лежку, ты уже мысленно просчитываешь, как будешь «уходить в отрыв и соскок». Желательно, чтобы рядом была лощина, яма или канавка. И убегать по ним приходится веселыми скачками, высоко подбрасывая колени. В эти минуты каждый своему богу молится.

«СП»: — Как много в жизни снайпера значит маскировка?

— Это условие его выживания. В лесу и в поле ты должен стать камнем, деревом, кустарником, землей, водой. Помню, в Афганистане мы шли по тропинке вдоль подножия горы, а навстречу нам в сумерках вышел моджахед. Перед излучиной горы он сел на корточки возле тропинки и натянул себе на голову мешок из грубой дерюги. И превратился в камень. В двух шагах от него прошла целая рота, и никто ничего не заподозрил. Я шел последним. И мне текстура камня показалась подозрительной. Я присел — типа зашнуровать ботинок. А потом прилег и зашхерился. Прошло минуты три. Наши ушли. Я тоже лежу, как мертвый. Смотрю — камень поднимается, а под ним — ноги человеческие. Пришлось стрелять. Камень упал.

Я снял дерюгу, а под ней — бородач с дыркой во лбу. Я потом взял на вооружение эту фишку. Теперь хожу с большими мешками в рюкзаке. Места они занимают немного. Причем они у меня разного окраса — в зависимости от местности. Теперь я камнем стану секунд в пятнадцать. Ну и, конечно, «костюм лешего» и «мохнатый маскхалат» тебе в помощь.

«СП»: — Мимо тебя тоже проходили враги?

— Неоднократно. Разве что по мне не ходили. Один даже помочился на моего «лешего». Меня чуть не передернуло. Но виду не подал. Наши снайпера в Чечне придумали такую фишку. Они спиливали толстые ветви бука и засовывали их за пояс. Таким образом ты превращаешься в кустарник. В Бамуте в лесу в разгар боя я стоял таким вот кустарником, а мимо меня в двух шагах пробегали боевики. А я садил им в спину.

«СП»: — Какое оружие для снайпера лучше всего?

— То, что он любит. А каждый любит свое. Я все перепробовал и — английские, и канадские, и израильские винтовки. Все равно лучше старой доброй СВД для меня нет. У нас в полку один снайпер догадался пулеметные сошки к СВДэшке приделать. Очень помогало. Хотя отдача от винта сильная. Порой снайпер от удара в плечо всем телом на земле сдвигается.

У меня в Афганистане была винтовка «Корд». Сильная машина. Мы в свое время караван брали, так я на ней верблюда завалил. Тот только хрюкнул — и на бок. А в Грозном «Кордом» снайпера-араба вообще через стену дома завалил. Я отсканировал в голове, где он сидит, заволок «Корд» на пятый этаж дома, что напротив, и засадил по нему сквозь стену. Потом поднялся на его лежку. И «развалинами рейхстага» остался удовлетворен. В стене — дырища размером с человеческую голову, а у снайпера вообще головы нет. Только пальчики у трупа вибрируют. И красные мозги по всей квартире разлетелись.

Снайперам ведь тоже приходится постоянно переучиваться. Сейчас надо уметь бить в темноте на звук, на шорох. К этому не все готовы. Ночью, правда, «теплаки» (тепловизоры — И. М.) помогают, а если прибора ночного видения под рукой нет? Или в него пуля попала? Глаза — твое оружие. Они всегда с тобой.

«СП»: — А ночью приходилось стрелять?

— Я в Гостомеле ночью с вышки диспетчера со своего «Винтореза» ночью снял одного «клиента», когда он у товарища сигарету от сигареты прикуривал. Бил по огоньку. Взял чуть выше — чтобы в голову попасть. Смотрю — огонек в воздух полетел, кувыркается. Значит, был «прилет в адрес». А в Афгане в засаде один раз ночью на ржанье ишака стрелял. Головной дозор мы пропустили, а потом караван пошел. Ишак их и выдал. А потом пошла потеха.

Все стреляли трассерами, чтобы осветить местность, а я из «Корда» по животинам — на звук. В ту ночь столько верблюдов и ишаков завалил — на три зоопарка хватит. Нет техники — ориентируйся на свои инстинкты. Смотри, слушай землю, нюхай воздух.

Помнится, под Авдеевкой ночью мне в подлеске кошка в лесу на глаза попалась. Сразу возникла мысль — что эта домашняя животина в лесу делает? Взял ее на руки, понюхал… А от нее костром пахнет. Значит, кто-то рядом костер жег. Уже не опорник ли всушников?

Прошмонали потихаря местность — точно. Сидят у потухшего костра три красавца, сухпай «точат». Доедали паек уже в гостях у Бандеры.

«СП»: — Снайперу много часов приходится проводить на одном месте, в одном укрытии. А как, например, нужду справлять?

— Под себя. Как новорожденный. В лучшем случае — закопаешь рядом продукты жизнедеятельности. Но вставать ни в коем случае нельзя — засветишься. Можно только слегка повернуться для этого. И то медленно.

«СП»: — Говорят, все снайперы суеверны…

— Абсолютно. В нашем деле без этого нельзя. Мистическая профессия. У каждого снайпера — свой Бог охоты. И перед боем, и перед выходом в поля обязательно надо на него молиться. Профессия же опасная. В плен нас не берут.

«СП»: — А приходилось за другими снайперами охотиться?

— Бывало. Но это очень сложно. Ты охотишься за ним, он, сволота, — за тобой. И выманить его непросто. Я предпочитал в таких случаях подбираться поближе. Очень хорошо это делать с напарником. И перемещаться синхронно. Но бежать нужно зизагами. Когда он видит, что вы к нему стремительно приближаетесь, нервничать начинает. Нервишки у них сдавали. Убегали, как правило. Потом чечены у нас этот трюк переняли. Они ребята рисковые, им понравилось.

«СП»: — Как ты относишься к тому, чтобы женщины воевали снайперами?

— Плохо. В войну, конечно, такое было. Но это была вынужденная мера. Многие женщины, которые «снайперили», потом рожать не могли. Женское здоровье подрывалось от холода и гигиены. Это мы, мужики, можем сутками в грязи и дерьме валяться, а женщина — существо чистоплотное. Ей гигиену соблюдать надо. Да и не женское это дело — война. Слишком много здесь скотства.

«СП»: — Бадма, ты мужик матерый… Мог бы ты дать какое-то наставление всем нашим снайперам на «передке»?

— Мой дед привез его с войны на мятом клочке бумаги. Это была памятка командарма Чуйкова. Я эти слова наизусть помню: «Снайпер — охотник. Враг — зверь. Выследи его. Вымани под выстрел. Скрытность и терпение — твое оружие. Стань невидимкой. Это сделает тебя неуязвимым. Учись голодать, переносить холод, терпи боль, будь неподвижен. Только так ты достанешь врага даже в глубине его обороны. Он коварен — будь хитрее. Он вынослив — будь упорнее. Ты больше, чем воин. Твоя профессия — искусство. Ты можешь то, чего не могут другие. В тебя верят твои ребята. За тобой — Россия. Будь беспощаден. Заставь врага бояться тебя везде. Нагони на него страх. Только так ты победишь».

Дедовский завет. Каждое слово — в тему. Добавить тут нечего. Удачи, братишки!

Игорь Моисеев