Иван Охлобыстин. Как я отношусь к украинцам…

Нельзя врага недооценивать, иначе мы не сможем победить. Нужно уважать врага, но не пасовать перед ним.
Так вот, остановились с вами, дорогие мои, на Зеленском, который в начале СВО не убежал, остался в Киеве. Почему?

Думаю, тогда, в феврале 2022 года, был хаос. На тот момент наши западные "партнеры" активно сливали страну: были готовы к тому, что в течение пары недель проект "Украина" будет закрыт. Потому Зеленский и стал заложником ситуации...

Лично Зеленского я знаю очень мало. В 2013 года я приехал в Киев получать премию за лучшую роль, и мы пересеклись с ним в офисе. У меня очень много друзей, которые работали с ним, и как о производственнике неплохо о нем отзывались. Но, видите, мы все бессильны перед дьяволом: власть, деньги, кокаин…

Путь Зеленского — это очень специфичная история: путь-то его проклятый, ведь все привело к тому, что представители одного народа убивают друг друга. Он оказался в эпицентре очень трагических событий. Русские и украинцы — один народ, и даже если брать западных украинцев и русский Север — тоже. Мы — имперцы. К слову, я сейчас с ребятами с Чукотки работаю, и в иных вопросах они даже больше русские, чем я, хотя не имеют и капли русской крови.

Грань, когда у украинцев любовь к Родине переросла в нацизм была пройдена не в 2014 году, когда жителям Донбасса объявили, что нельзя больше говорить на русском языке. По факту предательство было совершено в 1953 году нашим партийным руководством, когда они для начала выпустили сотни тысяч воров (Холмогоров: "Немало настоящей урлы, терроризировавшей людей по пути своего следования из лагерей"), а потом, в 1969 году, десятки тысяч бандеровцев, и те вернулись на Украину.

В 1980 году было 20 тысяч живых ветеранов бандеровского движения. В 1989 году я был на Западной Украине, и там уже бабулечки стояли с тризубами в руках, и на дискотеке нас с другом чудом не зарезали.

Скакать они начали гораздо раньше 2014 года. И все эти "Москаляку на гиляку" кричать — тоже. В 90-х годах это оформилось. Но мы же с шуткой, несерьезно, к этому относились. Ну, да, причуда, почему бы и нет? Ведь бывает так, что румыны шутят над гагаузами, англичане — над шотландцами и наоборот. Но у нас совсем другая история, в ней дьявол был...

Два триггера было в моей жизни. Первый — гибель священника в Донецке в 2014 году. Он нес иконы, начался обстрел, осколок его зацепил, и он, упав на колени, так и умер. И второй — сожжение людей в Одессе в Доме профсоюзов. Тогда в моей голове что-то щелкнуло, кубик Рубика сложился. Так началась моя нынешняя история...

Как я отношусь к украинцам…

Я абсолютно уверен: если мы навсегда не решим вопрос с Украиной, если по факту это территориальное образование останется хотя бы километр на километр, мы опять воткнемся в эту же историю еще через 100 лет, а может быть, и раньше.

Ненавижу ли я украинцев? Нет, не ненавижу. У меня много лучших друзей среди украинцев, Александр Захарченко был украинцем.

Политические украинцы, верующие в "ще не вмерла", меня тоже не интересуют. Я езжу на Донбасс, в зону боевых действий, но услышанное и увиденное не вызывает во мне ненависти. Чем затрачиваться на эмоции и оценки, которые могут быть и неправомерными, лучше какое-то дело делать.

[Не должно быть Украины на карте.] [Что дальше будет с Украиной.] Венгрия должна забрать свои исконные земли, тем более, там и живут венгры, и к ним не очень хорошо относятся. Есть территория у русинов. Не надо забывать о румынской истории. Само собой, Одесса, Николаев и вплоть до Приднестровья — это наша русская земля. Реально ли это? Все зависит от политической воли вышестоящих руководителей.

Из исторической логики мы закрепимся по Днепру

По моим предположениям, и, следуя из исторической логики, мы закрепимся по Днепру: ведь сейчас же требуют все какого-то перемирия. Ну, объективно — да, наверное, принудят всех и с той, и с другой стороны. Далее будет временное прекращение огня, потом покатится все дальше. Мы не сможем далее сосуществовать, это все равно, что вода и огонь. Я попытаюсь взять себя в руки, чтобы не взывать к душам погибших в этой войне, а чтобы строить планы на завтра.

Меня спрашивают, как строить планы на будущее, если есть ненависть к украинцам — это видно по соцсетям, из телеграм-каналов. Что с этим делать? Победить. Мы победим однозначно, но сколько от нас еще потребуется времени и жертв… Мы этого тоже не знаем, все зависит от вышестоящих руководителей.

Повторюсь, у меня много друзей-украинцев, которые воюют на нашей стороне. Это — логичная часть нас. Мой товарищ-англичанин вообще не может отличить русских от украинцев, спрашивает, чем мы отличаемся. Я говорю — практически ничем. Украинцы – те же русские, просто нацизм вмешался.

Но как можно говорить о том, что Украины не должно быть и не ненавидеть украинцев? "В смысле?", — скажут мне. Я отвечу: ну, что тут поделаешь? Вся жизнь — это боль.

Ранее я уже говорил, единственный кто придёт на помощь в эти трагические для Украины времена — это Россия. Так было всегда, и, наверное, так и будет всегда. То, что Запад и его украинские слуги проиграют, было ясно с самого начала. Все остальное есть только варианты кровавого балагана, случающегося регулярно раз в сто лет.

Просто они за деньги, а мы — за справедливость, как мы её понимаем. И это далеко не деньги: нас деньги делают несчастными, как бы парадоксально это ни звучало.

Нет, само собой, деньги нужны. Нужно обеспечивать семьи, нужно отстраивать города и дороги. Но деньги — это не жизненное задание; о деньгах стыдно мечтать, на деньги нельзя купить ни любовь, ни дружбу. Деньги — не цель, а лишь один из многочисленных способов её достижения.

Цель — прожить жизнь с честью. А деньги и честь не коррелируются в масштабах вечности.