Незавершенная модернизация: Начало столыпинской аграрной реформы в России

   Двадцать второго ноября 1906 года, в разгар сложного и неспокойного периода российской истории, был издан указ, коренным образом менявший вековой уклад жизни многомиллионного крестьянства России. Этот законодательный акт, вошедший в историю как начало аграрной реформы Петра Аркадьевича Столыпина, стал одной из самых масштабных и системных попыток модернизации страны. Однако было бы неверным представлять себе эту реформу как нечто абсолютно чуждое историческому опыту России, как идею, целиком заимствованную извне. Напротив, её корни, пусть и не ставшие магистральным путём аграрного развития, уходили в глубь национальной истории, где частное крестьянское землевладение отнюдь не было диковинкой.

К началу XX века Россия оставалась аграрной страной, где подавляющая часть населения была связана с землей. Однако сельское хозяйство, основанное на общинной системе, переживало глубокий кризис. Крестьянская община, или «мир», с её чересполосицей, принудительным севооборотом и периодическими переделами земли, которая рассматривалась не как частная собственность, а как общее достояние, во многом сковывала хозяйственную инициативу. Она была призвана обеспечивать коллективное выживание, но отнюдь не поощряла индивидуальное процветание. Это приводило к прогрессирующему малоземелью, низкой производительности труда и хроническим неурожаям, обрекавшим деревню на нищету и отсталость. Ситуацию усугублял демографический взрыв: население империи стремительно росло, и земли на всех катастрофически не хватало. Аграрный вопрос, по сути, был пороховой бочкой, на которой сидела монархия. Волнения и беспорядки, прокатившиеся по деревне в 1905-1906 годах, стали грозным предупреждением, показавшим, что промедление в решении земельной проблемы чревато социальным взрывом.

При этом сама община, ставшая символом русской деревни, отнюдь не была единственной и универсальной формой землепользования на протяжении всей истории. Длительный и глубоко самобытный опыт индивидуального владения землей существовал на обширных территориях Российской империи. Ярчайшим примером служили русские северные губернии — Архангельская, Олонецкая, Вологодская. Суровый климат, редкое население и бедные почвы сделали здесь общину с её регулярными переделами экономически нецелесообразной. Преобладала здесь подворно-наследственная форма землевладения. Крестьянский двор, как хозяйственная единица, веками владел своим наделом, передавая его по наследству от отца к сыну. Земля здесь воспринималась как безусловная собственность семьи, что воспитывало дух самостоятельности, предприимчивости и личной ответственности. Именно из этой среды вышли знаменитые поморы — отважные мореходы и промышленники, чье благосостояние целиком зависело от их личной энергии и умения хозяйствовать на своей земле и в море.

Другим значительным пластом крестьян-собственников были так называемые однодворцы, потомки служилых людей, которые заселяли в XVI-XVII веках южные и юго-восточные рубежи Московского государства — так называемую Белгородскую и Засечную черту. Неся пограничную службу, они получали в личную собственность небольшие поместья (от 15 до 150 га), которые в подавляющем большинстве случаев обрабатывали самостоятельно  (правда, самая зажиточная часть однодворцев вплоть до конца XVIII века владела крепостными крестьянами и вела свое хозяйство в т.ч. и с их помощью).. По своему статусу они занимали промежуточное положение между дворянами и государственными крестьянами. После реформ Петра I, когда служилое сословие было консолидировано в дворянство, а те, кто не смог доказать своего дворянского происхождения или не захотел служить были переведены в состояние государственных крестьян, однодворцы тем не менее сохранили право на свои земельные наделы как на личную наследственную собственность. Они жили хуторами и мелкими деревнями на крайнем юго-западе Рязанской и юге Тульской губерний, на территории современных Воронежской, Курской, Тамбовской, Орловской, Липецкой и других областей, и их хозяйственный уклад, основанный на личной инициативе, был гораздо ближе к столыпинскому идеалу, чем к общинной психологии центральных губерний. Манифест 19 февраля 1861 года об отмене крепостного права прямо подтвердил их права на землю, признав её их частной собственностью.

Таким образом, когда Петр Аркадьевич Столыпин, человек железной воли и государственного мышления, выдвинул свою программу преобразований, он апеллировал не к абсолютной абстракции, а к вполне конкретному, хоть и маргинализированному, историческому опыту России. Его знаменитая фраза, произнесенная в Государственной думе, «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия», стала идейным стержнем всей его политики. Он видел путь к укреплению России не через революционные лозунги, а через последовательные и глубокие реформы, призванные создать прочный фундамент государственной стабильности. Центральным элементом этой стратегии и стала аграрная реформа, имевшая несколько взаимосвязанных целей. Главной из них было разрушение общины, которая, по мнению Столыпина, была рассадником коллективистского, уравнительного бунтарского духа, и создание широкого слоя крепких, самостоятельных хозяев-собственников, экономически заинтересованных в сохранении порядка и законности. Этих новых землевладельцев часто называли «кулаками», хотя Столыпин делал ставку не на деревенских ростовщиков, а на трудовых хозяев, чье благосостояние было бы основано на личном труде и эффективном ведении хозяйства, — по сути, на современных преемников тех же однодворцев или поморов. Таким образом, реформа преследовала не только экономические, но и глубокие социально-политические цели: создать в деревне новую опору государственной власти, возродив и распространив на всю страну исконно русские, но подзабытые в центре империи принципы земельной собственности.

Практическим стартом реформы и стал Высочайший указ от 9 ноября 1906 года, который вступил в силу после одобрения Думой 22 ноября 1906 года, а в дальнейшем был дополнен и развит рядом других законодательных актов. Этот документ, известный как «Указ о выходе из крестьянской общины», провозглашал коренной переворот в земельных отношениях. Он предоставлял каждому домохозяину, владевшему землей на общинном праве, право закрепить за собой в частную собственность все те участки, которые находились в его пользовании. Более того, если в общине не было переделов в течение последних 24 лет, то крестьянин мог требовать выделения всего надела в одном месте, вместо разбросанных в разных полях полосок. Такой единый участок назывался отрубом. Если же на этом участке крестьянин переносил и свою усадьбу, строил дом и хозяйственные постройки, то такое владение именовалось хутором. Хутор считался идеальной формой землевладения, так как полностью освобождал хозяина от зависимости от общины и позволял вести самостоятельное, интенсивное хозяйство, воскрешая в новых условиях хуторской дух однодворцев.

Процесс выхода из общины был подробно регламентирован. Для этого требовалось подать соответствующее заявление сельскому обществу, которое было обязано в месячный срок вынести решение о выделе. Если община медлила или отказывала, то крестьянин мог обратиться к земскому участковому начальнику, чье постановление становилось обязательным. Это правило было ключевым, так как оно ломало сопротивление консервативной части общины, не желавшей отпускать своих членов. Государство активно поддерживало это движение, создавая мощный административный и финансовый аппарат для проведения реформы. Важнейшую роль в этом играл Крестьянский поземельный банк, учрежденный еще в 1882 году, но получивший новое дыхание при Столыпине. Банк предоставлял льготные кредиты крестьянам для покупки земли, как у помещиков, так и из государственных фондов. Он же активно скупал помещичьи земли и перепродавал их мелкими участками крестьянам, способствуя перераспределению земельного фонда в пользу более эффективных, по мысли реформаторов, мелких частных собственников.

Другим, не менее важным направлением реформы стала политика переселения. Столыпин справедливо полагал, что одним лишь перераспределением земель в центральных губерниях острую проблему малоземелья не решить. Выход виделся в масштабном перемещении безземельных и малоземельных крестьян из центра страны на обширные пустующие пространства Сибири, Дальнего Востока, Средней Азии и Северного Кавказа. Эта политика была призвана убить двух зайцев: разрядить земельную тесноту в европейской части России и одновременно освоить огромные, почти незаселенные территории азиатских владений империи, укрепив тем самым русское присутствие на этих окраинах. Переселенцам предоставлялись серьезные льготы: они освобождались на длительный срок от налогов и воинской повинности, получали в собственность большие земельные наделы, денежные ссуды на обзаведение хозяйством и проезд к новому месту жительства за казенный счет. Специально созданные Переселенческие управления занимались организацией этого колоссального потока, прокладыванием дорог, межеванием земель и первоначальным обустройством новоселов.

Масштабы начавшихся преобразований были впечатляющими. За годы активного проведения реформы, с 1907 по 1916 год, из общины вышло около 2.5 миллионов домохозяйств, или примерно 26% всех общинников. Им в собственность было оформлено почти 17 миллионов десятин земли. Более 1.5 миллионов хозяев получили землю в виде отрубов и хуторов. Это свидетельствовало о том, что реформа встретила определенный отклик в крестьянской среде, особенно среди зажиточных слоев, готовых к самостоятельному хозяйствованию. Крестьянский банк за этот период продал крестьянам свыше 4 миллионов десятин земли, значительная часть которой была приобретена в кредит. Что касается переселенческой политики, то за те же годы в восточные регионы страны отправилось более 3 миллионов человек. Правда, не всем из них удалось найти на новом месте свое счастье; около 17% переселенцев, столкнувшись с суровыми климатическими условиями, нехваткой средств и плохой организацией, были вынуждены вернуться обратно. Тем не менее, основной поток остался на новых землях, внеся огромный вклад в хозяйственное освоение Сибири и Дальнего Востока. Посевные площади в регионах переселения выросли колоссально, и Сибирь превратилась в одного из главных поставщиков зерна, в том числе на экспорт.

Экономические результаты реформы также были значительными. Сельское хозяйство России в предвоенные годы демонстрировало устойчивый рост. Валовые сборы зерна увеличились, страна прочно удерживала статус ведущего экспортера хлеба на мировом рынке. Урожайность, хоть и медленно, но росла, внедрялись более совершенные орудия труда и агротехнические методы, особенно на хуторах и отрубах. Покупательная способность деревни повысилась, что стимулировало развитие внутреннего рынка и отечественной промышленности. С точки зрения экономической целесообразности, реформа начала приносить свои плоды, намечая путь к модернизации аграрного сектора.

Однако, несмотря на видимые успехи, реформа столкнулась с целым рядом объективных трудностей и встретила сопротивление с разных сторон. Во-первых, далеко не все крестьянство стремилось покинуть общину. Для многих, особенно для беднейших слоев, община была гарантией выживания, своеобразной страховкой от полного разорения. Выход из нее означал разрыв с привычным укладом, полную самостоятельность и сопряженные с ней риски. Консерватизм крестьянского мышления, приверженность традициям были очень сильны. Во-вторых, сама процедура выдела была подчас сложной и затратной. Требовалось провести межевание, перенести постройки, что ложилось тяжелым финансовым бременем на хозяйство. В-третьих, реформа вызывала резкое противодействие со стороны левых политических сил, которые видели в ней попытку расколоть крестьянство и предотвратить революцию, а также со стороны части консерваторов, опасавшихся, что разрушение общины подорвет традиционные устои русской жизни, не признавая, что сами эти устои были многослойны и включали в себя и мощную традицию единоличного хозяйствования.

Но главным ограничителем реформы стал фактор времени. Для такого грандиозного социально-экономического переворота, каким задумывалась столыпинская аграрная реформа, исторических семи-восьми лет, отпущенных ей до начала Первой мировой войны, оказалось явно недостаточно. Сам Столыпин, выступая в 1909 году, заявил, что для успеха дела нужны «двадцать лет покоя внутреннего и внешнего». Этих двадцати лет у России не оказалось. Гибель Петра Аркадьевича от руки террориста в 1911 году лишила реформу ее главного вдохновителя и двигателя. Хотя работа продолжалась и после его смерти, прежней энергии и системности в ее проведении уже не было. Начавшаяся в 1914 году мировая война окончательно свернула процесс преобразований, поставив перед страной совершенно иные, чрезвычайные задачи.

Таким образом, аграрная реформа Столыпина, начавшаяся 22 ноября 1906 года, представляла собой смелую и продуманную попытку эволюционного преобразования России. Она была направлена на создание в лице миллиона независимых хозяев новой социальной и экономической опоры государства, на модернизацию сельского хозяйства и снятие остроты земельного вопроса. И эта попытка опиралась не на пустое место, а на глубинные пласты национального опыта — на хозяйственные традиции поморов и однодворцев, доказавших жизнеспособность русского крестьянина-собственника. Реформа добилась значительных, но неполных результатов. Она не успела, да и не могла успеть за отведенное ей время полностью перестроить тысячелетний уклад русской деревни в центральных губерниях, но она наметила путь, доказав на практике возможность и эффективность частного землевладения, органичного для России. Ее незавершенность стала одной из трагедий российской истории, а ее опыт, со всеми достижениями и просчетами, остается важнейшим уроком государственного строительства, демонстрирующим сложность и глубину преобразований в аграрной сфере.

Текст создан DeepSeek и rusfact.ru