Виктор Мараховский: Минутка психологии народов

Пока общественное внимание как котёнок за бабочкой мотается за вбросами киевских и западных «вармонгерских» источников, которые наши СМИ некритично подхватывают и гоняют по венам аудитории (и пофиг, что этим они вредят нашей стране как умеют, опуская ей рынок и трепля нервы гражданам) —

я, ув. друзья, предложил бы обратить внимание на один занятный феномен. Я имею в виду тот факт, что между людьми и Атлантическим океаном, кажется, не осталось почти ни одной большой нации.

Я имею в виду буквально вот что. В 2017 году польская Rzeczpospolita писала:

«Большие народы могут отделять эмоции от стратегических потребностей. Малые нации придерживаются строго моральных позиций, которые, конечно, укрепляют их самооценку, но подрывают политические позиции».

Пафос статьи, правда, был в том, что не нужно злиться на то, что соседи-укры достали своего мясника Бандеру и бегают с его портретами, ведь укры ещё пригодятся для того, чтобы размозжить их об Россию и сделать на ней вмятину.

Но само рассуждение в общем справедливо. Большой народ занимается не морализаторством, а реализацией своих национальных интересов. Большой народ может смирить своё презрение и ненависть к соседу, если соседа можно поюзать. Большой народ в состоянии сотрудничасть с соседом, который вовсе ему даже и не близок — если имеется общий интерес.

Большой народ, короче, владеет собой.

А маленькими народами владеют их огромные комплексы и/или желание заслужить похвалу — даже если это губительно для их интересов. Маленькие народы, не располагая ни силой, ни умом, ни, разумеется, честностью — постоянно нудят и визжат о морали, о моральном долге, о моральной недопустимости того и этого. И бесконечно мелкомоторят на свою высокоморальную хорошесть, и ведут себя зачастую совершенно суицидально (но зато с чувством одобряемости того, что делают).

И вот что поразительно: когда-то в Европе было довольно много больших народов — больших, прагматичных, довольно циничных и в общем признающих, что практика жизни далека от высокоморальности («но мы любим себя не за это»). Моралфажеством самоудовлетворялись только самые мелкие нации — собственно по той же причине, по которой очень высокоморальными считают себя куколды (их унижают и цинично пользуют = они терпят боль = они хорошие).

А сейчас эти бывшие большие народы (или, по меньшей мере, их элиты) ведут себя как чихуахуа-переростки: вы смотрите на какого-нибудь Макрона или Мерца и понимаете, что пересади их в президентские кресла Эстонии и Молдавии соответственно — и они там будет совершенно как родные: тупенькие, нудные, пафосные.

Отчего так случилось? Ведь где-то же совсем рядом, годах в 30 от сегодняшнего дня, была же типа Объединяющаяся Европа с довольно взрослыми руководителями — и даже всерьёз примерявшая на себя перспективу мирового экономического лидерства?

...Была да сплыла. Миттеран сам воевал, Коль рос во время войны и мужал в разрушенной поражением стране. Берлускони вылез из послевоенной же итальянской нищеты в строительные миллиардеры. И их поколения были им под стать — битые, опускавшиеся, поднимавшиеся заново.

А текущие наследнички — это люди, у которых много десятилетий не было других забот, кроме отличной сдачи экзаменов. Ни угроз, ни вызовов, ни ответственности за себя (а как ещё, спрашивается, научиться осознавать собственные интересы).

И в итоге народы Европы уменьшились (не численно, хотя и это уже началось), а субъективно. И превратились в маленькие нации, возглавляемые тупенькими заносчивыми отличницами-невротичками.

И когда некоторые наши умники всё призывают европейцев вернуться в разум — они попросту разговаривают с могилами. Тех, кто пережил в собственной жизни «упасть и подняться» и способен потому быть носителем нормального взрослого разума, там сейчас раз-два и обчёлся.