Публицист Виктор Милитарев — о том, как прогрессивная общественность сделала иностранный сыр политическим символом
Велик и страшен был год от Рождества Христова 2014-й. От начала же Болотной площади — четвертый. Был он обилен летом солнцем, а зимой — снегом. И особенно высоко в небе стояли две звезды. Звезда пастушеская, вечерняя Венера, и красный дрожащий Марс. В этот год случилось страшное. Лучших людей России лишили единого на потребу — сыра пармезан.
Нет ничего ужаснее, чем лишиться единого на потребу. Мало того что догадал черт родиться в России с умом и талантом, так еще и пармезан отняли. И как подло. И почувствовали себя лучшие люди России воронами, которых обманула подлая лисица. И хором каркнули во всё воронье горло. И уже вторую неделю неумолчный вороний грай заливает все социальные сети.
Вы уж извините меня, уважаемые, за этот переизбыток сарказма. Но писать о «пармезанорадениях» в ином стиле мне трудно. Уж больно я взбешен. Нет, в происходящем есть и хорошее. Видимо, высшими силами решено окончательно нас избавить от «непримиримой либеральной оппозиции», и потому последним было попущено выставить себя перед всем народом клоунами.
Но я всё равно взбешен. Уж больно сильное надругательство над достоинством человека вижу я в страданиях по пармезану. Во-первых. Я потрясен отсутствием у пармезанострадальцев не только остатков разума, но даже свободной воли. Конечно, психические эпидемии вспыхивают у нас за прошедшие четверть века совсем не в первый раз. Начиная с колбасы и Ельцина в 1980-х и заканчивая Pussy Riot в 2010-е. Но ни разу эпидемия не была такой массовой, такой мгновенной по скорости распространения и такой глупой по исходному поводу.
Помню, лет 30 назад один знакомый священник доказывал мне существование дьявола, указывая на современную моду. «Посмотри, — говорил он мне. — Как по одному мановению руки кого-то невидимого всё человечество мгновенно переодевается из одной формы одежды в другую». Не знаю, был ли прав тогда батюшка, но сейчас, правда, отнюдь не со «всем человечеством», а только в рамках белоленточной субкультуры, мы наблюдаем этот странный феномен.
Во-вторых. Я поражен тем, с какой покорностью наши либералы нашли себе эмблему для страданий. По каким иррациональным соображениям они выбрали изо всех видов подсанкционного продовольствия именно пармезан? Каким образом на этом самом пармезане у них свет клином сошелся, я не понимаю. И это меня сильно раздражает.
В-третьих. Меня бесит сама комичность повода — рыдания на полном серьезе из-за возможного исчезновения из продажи некоторых видов еды премиум-класса. Я, знаете, не так уж мало получаю. Но в «Азбуку вкуса» и в «Глобус гурмэ» я зашел буквально пару раз. И с ужасом выскочил. Потому что такие хамские цены за простые продукты у меня лично вызывают именно такую реакцию.
Причем речь идет вовсе не о продуктах премиум-класса, а об обычных для европейца продуктах питания, которые благодаря жадности наших торговых сетей и снобизму «креативных потребителей» выдаются за премиум-класс в оправдание непристойно высоких цен.
Помните, 10 лет назад так было с японским фастфудом. Суши выдавали за еду премиум-класса. А лет 15 назад так было с мобильниками. Сегодня так происходит с испанским фастфудом. Хамон выдают за еду премиум-класса.
Но самое комичное, конечно, с пармезаном. Я его очень люблю и регулярно покупаю, несмотря на хамски высокую цену. Особенно хамскую, когда под видом пармезана продается литовский джугас. Тем более что пармезан в отличие от всяческих хамонов и устриц продается отнюдь не только в «Азбуке вкуса», но и в плебейских магазинах. Но ведь люблю я его исключительно за знакомый с детства вкус.
Ведь пармезан — это в точности сыр «Советский» времен моего детства и юности. То есть 1960–1970-х годов. А потом он вдруг пропал. За последние 10 лет стал иногда появляться, но вкус у него совсем не тот. А тот старый «Советский» был типичным пармезаном.
Еще я совершенно не могу понять — кто именно устраивает истерику? Это люди с зарплатой от 300 тыс. плачут по устрицам и омарам, потеряв нюх и не боясь гнева миллионов?
Или это люди с зарплатой до 100 тыс., которые спускают почти всю эту зарплату на посиделки в «Жан-Жаке» и на хамон с устрицами? А сами при этом дома питаются мамиными котлетками и борщом или жареной рыбой. А для порядку фотошопят демотиваторы, согласно которым есть котлеты с гречневой кашей — это всё равно, что тюремной баландой питаться. В крайнем случае, армейской баландой.
Или это люди с нормальной в России зарплатой в 20–40 тыс., которые, кроме пармезана, ничего больше из продуктов премиум-класса не пробовали? Ни хамона, ни устриц, ни улиток, ни лягушачьих лапок. Не говоря уж об омарах и фуа-гра. А истерику устраивают, чтобы поддержать белоленточные идеалы. Либо абсолютно лицемерно, либо с истерическим самоуговариванием, что «без хамона жизни нет».
Это уже третья или даже четвертая коллективная истерика по поводу еды за прошедшие три десятилетия. Первая тихо добивала советское общество анекдотами в духе «отвари потихоньку калитку». Вторая бурлила в перестроечные годы бешеной мечтой о колбасе. Потом еще была фиктивная постановочная истерика, которую имитировали ельцинские политтехнологи во время выборов 1996 года, утверждая, что победа Зюганова приведет к продуктовому дефициту и очередям в магазинах. И вот сейчас. Приятно видеть, что количество истериков с годами у нас уменьшается.
Приятно видеть, как непримиримая либеральная оппозиция совершает политическое самоубийство буквально на наших глазах. В режиме реального времени. Обнажаясь прилюдно. Но при всем моем злорадстве мне их все-таки немного жалко. Ведь когда они не находятся в режиме истерики, они вроде бывают вполне нормальными людьми и даже неплохими специалистами. Очень хочется, чтобы они опамятовались и им наконец стало стыдно. Не за Россию, как у них принято стыдиться, а за себя. Но это вряд ли произойдет.