200 лет со дня рождения М.Ю. Лермонтова

Поэзия и судьба Лермонтова – из области необъяснимого. К нему в большей степени, чем к любому поэту подходит слово «чудо».

Если мы любим Лермонтова – то относимся к нему именно как к чуду. Даже научные исследования о Лермонтове часто напоминали захватывающий приключенческий роман или исповедь.

Вивисекции он не поддаётся, риторике сопротивляется.

О 200-летие поэта агитационная машина почему-то заявляет скромным субтоном. Только музеи остаются святилищами литературы и, к счастью, пребывают не в запустении. Хочется, чтобы Лермонтова в России знали в лицо – не только те, «кому за тридцать», а и ровесники поэта. Чтобы читали. В его наследии есть, на что опереться, а ещё больше – поводов для счастливого удивления.

Первое и, пожалуй, основополагающее чудо – оно из хрестоматий и отрывных календарей. Мы к нему так привыкли, что и не обращаем внимания. А повторить его невозможно. Михаил Юрьевич Лермонтов прожил двадцать шесть лет – и оставил обширное литературное наследие.

В лирике встал вровень с Пушкиным. Оставил классические образцы поэмы. «Маскарад» остаётся загадкой и высоким взлётом русской сцены. «Герой нашего времени» предвосхищает расцвет русской прозы – Тургенева, Толстого, Достоевского. Там многое припрятано! Да и если отрешиться от историко-литературной азбуки, «Герой…» – это книга на все времена, хотя и не всеми временами понятая. Навсегда останется нашим собеседником и Лермонтов-мыслитель. Классик в двадцать шесть лет – разве это не чудо?

Второе чудо пришло под свист сабель. Из великих русских поэтов Лермонтов первый стал воином, прошёл опасные, кровопролитные бои, пролил кровь. Героика для него была не только поэтической традицией, а эпос – не страницей в хрестоматии. Да, Державин тоже был солдатом и офицером, служил в гвардии и участвовал в разгроме пугачёвского восстания. Сражался. Однажды чуть не попал в плен к пугачёвцам, рисковал головой. И всё-таки там не было столь масштабных сражений, как бои на берегах горной реки Валерик.

Поручик на белом коне врезался в ряды воинственных горцев, не зная страха. Вот что говорилось официально:

«Тенгинского пехотного полка поручик Лермонтов во время штурма неприятельских завалов на реке Валерик имел поручение наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять начальника отряда об ее успехах, что было сопряжено с величайшею для него опасностью от неприятеля, скрывавшегося в лесу за деревьями и кустами. Но офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнил возложенное на него поручение с отменным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших солдат ворвался в неприятельские завалы».

Ордена он тогда не получил только из-за придворных услуг. Ну а стихи о Валерике читать и перечитывать трудно: сразу ощущаешь запах крови, как будто пальцы порезал. И боль.

Спиною к дереву, лежал
Их капитан. Он умирал.
В груди его едва чернели
Две ранки, кровь его чуть-чуть
Сочилась. Но высоко грудь
И трудно подымалась; взоры
Бродили страшно, он шептал:
«Спасите, братцы. Тащат в горы.
Постойте – ранен генерал…
Не слышат…» Долго он стонал,
Но всё слабей, и понемногу
Затих и душу отдал Богу.
На ружья опершись, кругом
Стояли усачи седые…
И тихо плакали…

Такой батальной поэзии – подробной, как будто будничной – до Лермонтова не было. Здесь – взгляд изнутри, как у Толстого в «Севастопольских рассказах».

Третье чудо – быть может, главное. Да именно главное! Просто перечитаем:

По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел,
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.

Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов,
О Боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была.

Он душу младую в объятиях нес
Для мира печали и слез;
И звук его песни в душе молодой
Остался — без слов, но живой.

И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.

Это написал шестнадцатилетний юноша. А лучшего ничего и вообразить нельзя. Он тогда учился в московском университете, а до того посещал занятия в Благородном пансионе. Лекции там читал Алексей Фёдорович Мерзляков – вдохновенный литературный старовер, которого ещё матушка Екатерина наградила за оду в её честь. Он тогда мальчишкой был – как Лермонтов в 1831-м.

Четвёртое чудо известно многим, но вспоминаем мы о нём изредка. Ведь Лермонтов был художником не только в переносном смысле. Рисовать он начал раньше, чем сочинять стихи.

Крестовый перевал. Масло. 1837—38 г.

И в любом стихотворении Лермонтова есть цвет. Парус одинокий именно белеет, а туман моря именно голубой. Так мы видим, цвет обрушивается на нас из каждой строки. В лучших изданиях Лермонтова мы найдём его картины и рисунки.

Вид Тифлиса. Масло. Картина была обнаружена незадолго до войны в в художественной галерее г. Иванова. 1837 г.

Пятое чудо – это наше знакомство с Лермонтовым и – как это часто бывает – вообще с русской поэзией. «Бородино»! С героического эпоса начинается любая культура, это – юность и мужание народа, языка. «Бородино» – это совершенство поэтического высказывания и рассказа. Лермонтовская героика в детстве закладывает в нас нечто важное. Кто не услыхал этого –обделённый.

Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?»

Тут и голос поэта, и говор дяди, простодушный народный глас. Воинская мудрость многих поколений предков поэта открылась ему. Не побывав на войне 1812 года, он узнал о ней всё и всё передал нам.

Шестое чудо – лермонтовское умение вжиться в чужую поэзию и непросто перевести её на русский язык, а вдохнуть в неё душу. Без таких переводов русский язык непредставим, не только литература. Русской стала грёза о Наполеоне фон Цедлица – «Воздушный корабль». Кстати, свой перевод Лермонтов создал под арестом.

А переложение гётевской «Ночной песни странника» просто растворено в нашей природе:

Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы…
Подожди немного,
Отдохнешь и ты.

Седьмое чудо – взыскательность Лермонтова. К самому себе, к поэтическому слову. Он не стремился к публикациям, в поисках совершенства создавал десятки вариантов поэм. Второго такого самоеда история русской поэзии не знает.

Его считали самовлюблённым эгоцентриком, а Лермонтов вечно был недоволен написанным. Из классиков русской литературы, пожалуй, только Лермонтов так мало публиковался при жизни, так равнодушен был ко славе.

Восьмое чудо – юноша Лермонтов написал:

Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь — и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож;
И горе для тебя! – твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон;
И будет все ужасно, мрачно в нем,
Как плащ его с возвышенным челом.

В ХХ веке иногда это стихотворение приписывали современникам Гражданской войны. А это 1830-й год.

Сколько Лермонтову исполнилось, когда он сочинял это «Предсказание» — пятнадцать, шестнадцать? В его поэзии, да и в прозе пророческих озарений немало.

Сцена дуэли в «Герое нашего времени», а отчасти и сама дуэльная интрига – это тоже провидческая картина о собственной гибели. Сила лермонтовского дарования – таинственная. «Огонь божественный», который он теплил и берёг в себе, словесному выражению не подлежит.

Девятое чудо – а вот это стихотворение, многим известное ещё и как романс, можно написать только под диктовку:

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит.
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом…
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? Жалею ли о чём?

Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть.
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!

Тут есть переосмысление образов Гейне, но у Лермонтова получилась молитва. Лучших образцов молитвенности современного русского языка не существует.

Десятое чудо можно выразить двумя словами. Память и бессмертие. Он ничего не сделал для славы, для мирской неуязвимости. Не написал и не изваял своего «Памятника».

Было такое искушение – забыть Лермонтова. Вполне могли забыть, не прочитать, задвинуть на заднюю полку богатой русской библиотеки. При жизни поэта был издан лишь один небольшой сборник стихотворений и поэм, да ещё «Герой нашего времени» стал заметной публикацией в «Отечественных записках», а позже вышел и отдельным изданием. Надёжных связей в литературном мире у него не было.

Но Лермонтов нашёл читателя. В 1850-е годы вышло сразу несколько сборников Лермонтова – немалыми по тем временам тиражами. Позже появились и первые биографические исследования, и опера Рубинштейна… Лермонтову в России стали ставить памятники, когда только двух-трёх писателей увековечивали подобным образом. И в ХХ веке он был одним из самых необходимых собеседников для потомков. И это настоящее чудо. Если упустим его – потом поздно будет корить себя за опрометчивость.