Мне кажется, Сергея Доренко никто глубоко не знал. Возможно, он и сам себя не знал, поскольку вся его публичная жизнь последних лет была игрой на публику. И он так в нее заигрался, что уже и забыл, какой он настоящий.
Он не мог умереть иначе — только на мотоцикле. Я бы сказал, эта смерть в его стиле. Он был мачо. А может, и не был, а хотел таковым казаться. И у него, надо сказать, получалось.
Уверен, что многие будут вспоминать какие-то его высказанные вслух мысли, которые запомнились тем, что вы с ними категорически не согласны. По разным поводам. Но вы ошибаетесь.
Я никогда не воспринимал его слова всерьез. Потому что всегда отдавал отчет в том, что он стремится вызвать мои эмоции — неважно, резко отрицательные или, наоборот, позитивные. И никогда не верил в его искренность, ибо всегда понимал, что Сергей Доренко всего лишь эпатирует доверчивую публику.
Правда, в отличие от какого-нибудь Невзорова, делал это умно. Этого не отнять.
Но обратите внимание: его смерть не вызвала жалости. Сожаление вызвало, это так, но жалости — нет. Сергей Доренко за десять последних лет нарисовал удивительный автопортрет, на котором предстал в обличье сильного мужика, который справится с любой проблемой и всегда будет на коне. Или хотя бы на мотоцикле.
Его смерть выглядит диссонансом, фальшивой нотой. Оказывается, есть вещи, которые не обсмеёшь, не обшутишь, не обгадишь. Это рождение и смерть.
Не думаю, что он сейчас в аду, как решил Владимир Познер. Уж там-то, наверху, знают точно, хорошим человеком был Сергей Доренко или мальчишом-плохишом из взрослой сказки.
Не знаю как вы, а мне кажется, что все же хорошим. Он был слишком умен, чтобы самому верить в ту скандально-эпатажную чушь, которую нес на радио.