Коронавирус разрушил миф о «социальном рае» Европы

Скандал в Европейском союзе из-за национального эгоизма стран-членов в борьбе против коронавируса набирает обороты. Помимо отказа союзников прийти на помощь в беде, Италия и Испания все чаще припоминают Евросоюзу принуждение к жесткой бюджетной экономии, которое привело к резкому сокращению расходов на здравоохранение.

Евросоюз обернулся могильщиком социального государства, построенного в Европе после Второй мировой войны: европейская интеграция на поверку оказалась отказом от общества сплошного благоденствия.

Светлый образ благоденствующей, идеально устроенной и организованной Европы рухнул за несколько суток. Пока Россия тестирует вакцину от коронавируса, а Китай отказывается от карантина в связи с отсутствием новых случаев заражения, сотни миллионов европейцев сидят взаперти и бессильно светят в окна фонариками.

Количество летальных исходов в Италии превысило китайские показатели (оцените разницу в населении). Канцлер Германии говорит о самой серьезной опасности со времен Второй мировой войны. Разумеется, идет поиск виновных в накрывшей Старый Свет катастрофе — экономической, политической, репутационной, в конце концов.

В Италии и Испании — наиболее пострадавших от коронавируса странах — виновником своей трагедии видят Евросоюз, который последние несколько лет заставлял Рим и Мадрид урезать расходы на медицину.

Южная Европа оказалась в эпицентре европейского долгового кризиса начала 2010-х годов. Главным условием предоставления брюссельской помощи Испании, Португалии, Италии и прочим южным европейцам стала жесткая бюджетная экономия. Получатели финансовой помощи были вынуждены сокращать расходы, и в первую очередь — социальные. Эта сфера в полном соответствии с либеральным подходом провозглашалась балластом, затраты на который для преодоления кризиса необходимо «оптимизировать».

В этом ответ на вопрос, почему коронавирус больнее всех в Европе ударил по Италии и Испании. Иммунитет этих государств к массовым эпидемиям несколько лет ослаблялся Брюсселем, который добивался сокращения расходов на здравоохранение. В ближайшем будущем Италия припомнит это Евросоюзу наравне с запретом на экспорт медицинских масок из Франции и Германии.

Впрочем, сокращение расходов на социальную сферу свойственно не только Южной Европе и связано не только с долговым кризисом. Свертывание социального государства в Европе признается европейскими интеллектуалами повсеместно с 1990-х годов, когда западный блок, казалось бы, возобладал над социалистическим лагерем и находился на пике могущества.

Социальное государство победило на Западе после Второй мировой войны. Нужна была привлекательная альтернатива коммунистической идеологии, и такой альтернативой для Западной Европы стало государство всеобщего благоденствия, в котором власть гарантирует социально-экономическое благополучие своих граждан в условиях либеральной демократии и рыночной экономики.

Потом коммунизм утратил привлекательность, и социально-демократическая альтернатива ему стала сворачиваться. Во всех новых странах ЕС — бывших странах соцлагеря — социальное государство было не создано, а разрушено, и нового, западноевропейского типа государства всеобщего благоденствия построено не было.

Кредиты на проведение реформ от Международного валютного фонда, Европейского банка реконструкции и развития и других международных организаций странам Центральной и Восточной реформы выдавались на условиях сокращения государственного сектора экономики, что неизбежно вело к «оптимизации» социальной сферы. В Венгрии и Румынии, Словакии и Болгарии закрывались больницы и санатории, дома культуры и детские сады.

Можно было подумать, что после завершения строительства рыночной экономики у «Новой Европы» появятся деньги на социальные расходы. Ничего подобного. После вступления в ЕС у них стал вымываться экономический и демографический ресурс для построения полноценного социального государства. Национальный производитель разорялся от экспансии западноевропейского импорта, молодое трудоспособное население эмигрировало в Западную Европу.

Затем наступил мировой кризис 2008–2009 годов, и в Европе с ним снова стали бороться сворачиванием социальных программ. Образцовый пример здесь — Латвия, потому что ее антикризисную политику признавал образцом сам Евросоюз. За несколько лет этой политики зарплаты в Латвии были снижены на 20%, пенсии и пособия по уходу за ребенком — на 10%. Минимальный размер оплаты труда урезали вдвое, а назначенное пособие по безработице оказалось ниже порога выживания.

Больше того — за 5 лет после кризиса 2008 года в Латвии закрыли половину больниц, сократили часть медицинского персонала, а оставшемуся урезали зарплаты на 20%. В стране возник критический дефицит медицинских работников, в очередях на прием к врачу в Латвии сегодня стоят по полгода, а процент живущих за чертой бедности — один из худших в ЕС.

Повторимся: именно такую борьбу с кризисом Брюссель признал образцовой. И даже пенял «историей успеха» Латвии «безответственным» Греции и Испании, которые упорно не хотели признавать ценности бюджетной экономии и жесткой финансовой дисциплины, хватаясь за пенсии, пособия и социальные гарантии. В итоге Южную Европу заставили все это «оптимизировать».

То есть Евросоюз каждый раз выступал как могильщик социального государства, а не как его гарант и тем более не как создатель. Думать после этого, что европейская интеграция создаст тем, кто к ней присоединяется, государство всеобщего благоденствия — глубочайший анахронизм. Так было, когда это объединение только зарождалось в 1950–1960-е годы.

Странам — основателям будущего Евросоюза было выгодно объединяться на равноправной основе для создания общего рынка, и они могли себе позволить направлять образовавшиеся сверхдоходы на социальную сферу. После того, как Евросоюз стал все больше расширяться, его новые территории в социальной сфере не приобретали, а только теряли от интеграции.

Для Восточной Европы европейская интеграция привела к демонтажу социального государства. Да и для Западной Европы времена всеобщего благоденствия миновали. Во всяком случае, после истории с коронавирусом на образе Европы как социального рая, в который все должны стремиться и на который каждый должен равняться, можно окончательно ставить крест.

Александр Носович