В отношениях с Россией ЕС все еще идет по стопам Наполеона. Петр Акопов

Двести лет назад умер первый архитектор единой Европы, вздумавший подчинить себе и Россию, — а восемьдесят лет назад единая Европа снова напала на нашу страну. Для нашей страны главный урок двухсот лет, прошедших со дня смерти Наполеона, состоит в том, что единая Европа, увы, так ничему и не научилась в отношениях с Россией. Наполеон напал на Россию — ответом стало взятие Парижа. Но стремление зажать Россию в угол, раздробить (а еще лучше — ликвидировать) за посленаполеоновское время раз за разом воодушевляло европейцев. Причем чем более едиными они становились, тем сильнее было это чувство. Да и действуют они при этом по одной и той же схеме.

Наполеон огнем и мечом, а также коронациями и династическими союзами подчинил себе большую часть Европы — единственным врагом оставалась Великобритания. Надежно сплотив вокруг себя Европу, Наполеон стал бы смертельной угрозой для островной империи. Но вместо войны с ней (высадки на остров или удара по ее колониям) император французов нападает на Россию, терпит поражение и теряет власть. Единая Европа распадается — и хотя Россия усиливает свое влияние на европейские дела, истинным победителем становится Британия, которая весь XIX век наращивает свою мощь, превратившись в мировую державу номер один.

Спустя 130 лет после Наполеона Европу объединил Гитлер — и снова все та же схема. Вместо войны с естественным противником Британией фюрер нападает на Россию — следует поражение и гибель рейха и его вождя (ушедшего из жизни почти день в день с Наполеоном). И хотя СССР усиливает свое влияние на Европу, получив контроль над ее востоком, главным выгодополучателем становятся все те же англосаксы — только на первых ролях теперь США, которым переходит от Великобритании ноша мирового лидера.

Проходит еще полвека — и на фоне распада СССР Европа начинает ускоренно объединяться. Единая Европа нужна англосаксам только в качестве своего геополитического вассала, младшего партнера — но германо-французский центр постепенно готовится к самостоятельности. Учитывая военную, кадровую и идеологическую зависимость от англосаксов (вследствие в том числе и глобализации), европейский путь к самостоятельности не может быть простым.

Но и тут Европа идет на Россию — не с огнем и мечом (что в принципе невозможно из-за наличия ядерного оружия), но планомерно забирая себе сначала Восточную Европу, а потом и бывшие союзные республики. Украина становится предметом раздора между ЕС и Россией. И хотя инициатива похищения Украины принадлежит англосаксам, европейцы включаются в это противостояние, ссорящее их с Россией и выгодное все тем же англосаксонским стратегам: они сохраняют контроль над Европой и отвлекают ее внимание на восток.

Да, нынешнее единство Европы достигнуто не военными методами — но делает ли это ее более устойчивой? Нет — полусуверенная Европа не имеет будущего. Она или обретет реальную самостоятельность, или же вернется к естественному состоянию раздробленности. Отношение к России в этом смысле является ключевым вопросом — тестом на самостоятельность. Сама по себе единая Европа — не безусловный враг России и не обречена на конфликт с нами. Ей всего лишь нужно избавиться от исторических комплексов, от своего отношения к нашей стране как к угрозе и противнику, от нежелания считаться с нашими национальными интересами.

А еще — воздержаться от участия в чужих комбинациях, не давать стравливать себя со своим восточным соседом, признав наше право на свой уклад, свою цивилизацию и отказавшись от посягательств на территории русского мира. Экспансия на восток может быть успешной для Европы лишь на короткое по историческим меркам время — но платой за подобную политику станут не отношения с Россией, а судьба самой Европы. Единая Европа (в форме все более централизованного нынешнего ЕС или союза сильных национальных государств) невозможна против России — эту простую истину можно было бы усвоить уже после Наполеона. Или после Гитлера. Если Европа хочет убедиться в ее правильности на руинах Евросоюза — это ее право. Но было бы глупо в третий раз подряд наступать на одни и те же грабли — даже если вместо них использовать наполеоновский маршальский жезл.