Дети не любят проигрывать. Начиная играть в любую игру, они желают сразу одерживать победы. Некоторые родители считают нужным потакать таким желаниям, надеясь, что ребёнок постепенно втянется и научится играть. Такая стратегия срабатывает крайне редко. Даже вовсе не срабатывает, просто параллельно ей на ребёнка происходит какое-то более сильное воздействие (другие авторитетные взрослые, старшие товарищи по играм, кто-то ещё), побеждающие родительское безумие.
Если же стратегия игры в поддавки доминирует в воспитании, вырастает несчастная суперинфантильная, гиперэгоистичная личность, не познавшая на собственном опыте, что любому успеху предшествует тяжёлый труд по освоению очередной системы, что только путём проб и ошибок, преодоления обидных провалов и неоднократных новых попыток можно добиться успеха. Не умеющий проигрывать не умеет и выигрывать. Для него игра не комплекс последовательных усилий, а стечение случайных обстоятельств. Он злится на победителя, так как победителю, по его мнению, «просто повезло». Если победителю «везёт» слишком долго, он бросает игру, приходя к выводу, что есть некий секрет, который ему не рассказали. То есть он считает, что проигрывает, ибо обманут, и начинает злиться на общество и на победителя за таковую «несправедливость».
Такой ребёнок не умеет выстраивать отношения с другими детьми, страдает от этого. Он всегда один, его не берут в игру. Он ощущает себя изгоем и начинает ещё сильнее ненавидеть окружающих, вырастая в мизантропа, хронически асоциального типа.
Игра — упрощённая модель жизни. Играя, ребёнок проходит первые ступени социализации, приобретает соответствующий жизненный опыт. Если ему вовремя объяснили необходимость учиться, трудиться и сотрудничать, этот навык он будет применять в своей последующей жизни. Это не сделает его успешным само по себе, но резко повысит шанс добиться успеха как в любимом деле, так и в общественной и личной жизни.
Напротив, человек, привыкший в детстве к игре в поддавки (к уступкам), будет и дальше ждать уступок от всех: от общества, друзей, начальства подчинённых, жены и даже собственных детей. И в своих провалах он будет винить всех, кто под руку подвернётся, включая своё и чужие государства, а также разные «тайные мировые правительства» и высшие сущности, не желающие «сделать ему красиво». В представлении такого человека даже Бог обязан постоянно, круглосуточно заниматься исключительно его делами, решать только его проблемы.
Чем больших формальных успехов успевает достичь такой человек, тем более оглушительным и травмирующим бывает его неизбежное падение. Счастье для таких — умереть молодым, на пике успеха, но они об этом не догадываются, считая, что зажжённое родителями «солнце Аустерлица» будет сиять им всю жизнь. Рано или поздно наступает «вечер Ватерлоо»: «И хочешь, друг, не хочешь, друг, — плати по счёту, друг, плати по счёту!»
Государства как люди. У них есть все присущие личностям особенности. Они бывают добрыми и злыми, экстравертными и интровертными, у них обострённое чувство самосохранения и стремление к успеху. Государство не часть породившего его общества, а своего рода зеркальное отражение. Они (государство и общество) могут существовать только вместе и только в постоянной борьбе. Окончательная и бесповоротная победа государства над обществом, как и общества над государством, ведёт обоих к разрушительнейшей катастрофе, к самообнулению. Потом на руинах старых государства и общества (если очень повезёт и хватит ресурса) могут возникнуть новые (как возникли советское государство и общество на руинах Российской империи и современная Россия и постсоветское общество на руинах СССР). Но восстановить прежние общественные и государственные структуры уже в принципе невозможно (даже Бурбоны, несмотря на все свои амбиции, не смогли вернуть старый режим). Определённая преемственность сохранится (так у нас и с домонгольской Русью некая преемственность сохранилась), тождественности не будет, даже похожесть будет условная (царские палаты в Кремле есть, а царства нет, мавзолей стоит, а коммунизм забыт).
Государство точно так же учится на ошибках и социализируется в мире государств. Если родители (общество, породившее данное государство) слишком амбициозны (считают себя избранными), то и государство будет поражено этим пороком, провозгласит себя «градом на холме». Если такое государство не погибнет сразу, пав под тяжестью своих грехов и преступлений (как, например, Украина), если оно на начальном этапе своего существования, достигнет значительных успехов (как США), то оно тоже поверит в «солнце Аустерлица», не ведая, что «в конце пути придётся рассчитаться». И путь у него будет тем короче, чем мощнее амбиции.
Меня не удивляют Украина и США. Это государства новые, причём созданы они новыми обществами, разорвавшими связь со своей исконной культурой: американцы почувствовали себя выше англичан (из которых вышли) и вообще выше наций, из которых вышли, прежде чем эмигрировать за океан; украинцы, ещё даже не успев стать нацией (только провозгласив себя таковой), уже почувствовали себя выше русских, с которыми даже толком размежеваться не успели (в одной семье и в разных поколениях, и в одном и том же русские могли соседствовать с украинцами — это до сих пор личный выбор).
Отсутствие опыта и «плохое воспитание» создали из Украины и США истеричные государства-инфантилы, ненавидящие любой успех окружающих, требующие постоянного внимания, любви ни за что и уступок по любому поводу. При этом в США периодически встречаются адекватные политики, призывающие американцев не увлекаться «солнцем Аустерлица, а смотреть на вещи более здраво. Возможно, пережив свою первую катастрофу (если, конечно, переживут), американские государство и общество станут более адекватными. Шанс такой у них есть, дело в готовности им воспользоваться.
Удивляет меня Европа. Старый свет воистину старый. Начиная от древней Эллады, от этрусков, от Рима, он многократно падал и поднимался, учился переживать поражения и начинать всё сначала. Именно европейские политики не только сформулировали (на теоретическом уровне это знали ещё в древнем Китае и в не менее древнем Египте), но и начали довольно рано применять метод своевременного признания поражения. Суть заключалась в том, чтобы не доводить дело до полного разгрома, но признать неизбежное поражение на раннем этапе. Сохранение сил, способных ещё долго сопротивляться, позволяло выторговать у победителя щадящие условия (ведь иначе ему пришлось бы ещё долго лить кровь и испытывать превратности войны). Минимальные демографические, территориальные и экономические потери, сохранённая профессиональная армия, давали надежду на скорый реванш. Часто эта надежда оправдывалась: европейские войны столетиями велись за одни и те же территории, многократно переходившие из рук в руки.
И вот эта самая старая опытная Европа внезапно теряет разум, как взбалмошная девица, переживающая первую влюблённость. Война с Россией проиграна Западом на всех фронтах. Украина больше воевать не может, США больше не желают жечь свои ресурсы на европейском ТВД без особых достижений и пытаются компенсировать европейский провал активностью в Индо-Тихоокеанском регионе. Сама Европа противостоять России не может: европейское единство разрушается по мере того, как истощается европейское богатство, а финансово-экономическая катастрофа Европы наступает тем быстрее, чем больше санкций она вводит против России.
А ведь есть хороший выход — просто сдаться. Для начала сдать Украину и отменить санкции, чтобы восстановить экономическое сотрудничество с Россией хоть частично (чем дольше Европа не хочет сдаваться, тем меньше возможностей для восстановления разорванных связей). На следующем этапе отправиться на поклон в Москву с предложением полномасштабного политико-экономического союза. У ЕС в технологическом плане ещё есть чем привлечь интерес России.
Европейцы ещё не доедут до Москвы, а США уже примчатся с предложением обнулить трамповские пошлины и чем-нибудь существенным помочь. Америка не может себе позволить потерять европейский плацдарм в Евразии. Экономически обнулить его может, а физически оставить нет, ибо это моментально зачеркнёт все планы по восстановлению глобальной гегемонии США, после потери Европы Вашингтон может бороться только за первенство в Северной Америке. Допустить стратегическое сближение Европы с Россией США не могут ни под каким видом. Остановить такое сближение военной силой они тоже не в состоянии. Останется только Европу ублажать и заманивать.
Соответственно, признание поражения открывает для Европы пространство для политико-экономического манёвра и восстановления, а продолжение войны убивает Европу. Тем не менее с упорством, достойным лучшего применения, Европа раз за разом пытается не только продолжить, но и расширить пространство войны с Россией — влезть в эту войну уже не в плане поддержки Украины, а как полноценный участник. В войну! С Россией! Как полноценный участник!
Ради этого Европа даже активно суёт палки в колёса российско-американским попыткам урегулирования украинского кризиса.
Кого Бог хочет наказать — лишает разума.
Ростислав Ищенко,
специально для alternatio.org