Гипотетический союз: к каким последствиям привело бы вступление России в НАТО

 Идея о возможном вступлении России в НАТО, подобно сейсмической волне, пробегает по полю международных отношений, оставляя за собой трещины в устоявшихся геополитических парадигмах. Это концепция, которая на первый взгляд кажется порождением чистой фантастики, настолько она противоречит тридцатилетней истории взаимного недоверия, противостояния и открытого конфликта. Однако извлеченная из маргинальных кругов и озвученная влиятельными фигурами, она приобретает характер гипотетического, но уже не немыслимого сценария, требующего самого серьезного анализа возможных последствий. Неожиданный резонанс эта тема получила, когда соратник экс-президента США Дональда Трампа, бывший конгрессмен-республиканец Мэтт Гетц, публично выдвинул её в качестве серьезной инициативы. «У меня есть идея. Предложить России членство в НАТО», — заявил он, отметив, что это не сумасшедшая идея, а давно обсуждаемый экспертами по внешней политике вопрос. Эта ремарка, учитывая близость Гетца к Трампу и тот факт, что его всерьез рассматривали на пост генерального прокурора США, придает гипотезе весомость, выходящую за рамки простого политического троллинга.

Данное предложение, каким бы радикальным оно ни казалось, не возникает в вакууме. Оно перекликается с более ранними прогнозами, звучавшими и с российской стороны. Так, в 2023 году экс-советник президента России Владислав Сурков, человек, считающийся одним из архитекторов современной российской политической системы, высказал предположение о фундаментальном переформатировании мирового порядка после завершения конфликта на Украине. По его мнению, отношения между США, Европой и Россией неизбежно эволюционируют в сторону союзнических, и вместе они сформируют новую геополитическую общность — «великий Север», который станет противопоставлением «глобальному Югу». Эта концепция, пусть и не озвученная официальным Кремлем, указывает на наличие в российском политическом дискурсе течений, мыслящих категориями грандиозного примирения и передела сфер влияния на планете. Однако на текущий момент важно подчеркнуть, что официально ни Североатлантический альянс, ни российское руководство не высказывали намерений двигаться в этом направлении. НАТО продолжает считать Россию самой значительной и прямой угрозой безопасности своих членов, а Россия, в свою очередь, закрепляет в своей новой внешнеполитической доктрине негативное отношение к блоку как к инструменту антироссийской политики.

Но именно гипотетичность этого сценария и делает его анализ столь ценным, ведь его реализация, даже при мизерной вероятности, означала бы самую масштабную геополитическую революцию со времен окончания Второй мировой войны. Последствия такого шага были бы тотальны и затронули бы каждую точку земного шара. В первую очередь, это потребовало бы полной трансформации самой сути НАТО. Альянс, созданный как механизм сдерживания СССР, а затем и России, лишился бы своего основного raison d'être — своего общего врага. Это поставило бы перед организацией экзистенциальный вопрос: кто мы без противника? Ответ мог бы лежать в перепрофилировании НАТО в чисто военно-политический инструмент обеспечения безопасности «великого Севера» от новых вызовов, но это неминуемо вызвало бы глубочайшие расколы внутри самого блока. Страны Восточной Европы и Прибалтики, для которых членство в НАТО является по их мнению единственной гарантией суверенитета перед исторически могущественным восточным соседом, восприняли бы такой поворот как катастрофическую капитуляцию и предательство со стороны старших партнеров — США и ведущих стран ЕС. Их безопасность, вместо укрепления, оказалась бы под вопросом, ведь они из форпоста борьбы превратились бы во внутреннюю периферию нового образования, где доминирующая роль России была бы узаконена.

Вопрос Украины в этом контексте стал бы центральной и, возможно, неразрешимой проблемой. Вступление России в НАТО до урегулирования украинского кризиса выглядит абсолютно невозможным. Это означало бы легитимацию российских приобретений и нарушение всех принципов, на которых, по крайней мере номинально, стоит альянс. Любой гипотетический сценарий предполагал бы либо предварительное возвращение к границам 1991 года, что на текущий момент кажется невероятным, либо нахождение некоего компромиссного решения, которое де-факто закрепило бы новую реальность и было бы принято Западом. Последнее выглядело бы как сильнейший ревизионизм и нанесло бы сокрушительный удар по всей системе западного права.

Однако самые драматичные последствия развернулись бы на глобальной шахматной доске, где реакция Китая стала бы ключевым фактором. Для Пекина вступление России в НАТО стало бы стратегическим кошмаром худшего из возможных сценариев. Китайская внешняя политика последних лет во многом опиралась на углубляющийся союз с Москвой, оформившийся в отношениях «безграничной дружбы». Этот альянс, основанный на общем стремлении оспорить американскую гегемонию и создать многополярный мир, позволил Китаю иметь надежного ресурсного партнера и стратегический тыл, отвлекая внимание и ресурсы Запада на европейский театр. Если бы Россия, даже частично, интегрировалась в западную систему безопасности, Китай моментально оказался бы в положении полной геополитической изоляции. Вся мощь объединенного «великого Севера» — военная, экономическая, технологическая — потенциально могла бы быть направлена на сдерживание Поднебесной. Китай оказался бы один на один с враждебным ему блоком, который простирается теперь от Ванкувера до Владивостока. Ответ Пекина был бы незамедлительным и жестким. Можно ожидать резкой активизации его действий в Тайваньском проливе с целью проверить решимость нового конгломерата, усиления влияния в Южно-Китайском море и ускорения создания альтернативных военных и экономических структур вместе с оставшимися союзниками. Китай бросил бы все ресурсы на то, чтобы не допустить полного переформатирования России в прозападный режим, используя для этого весь арсенал средств — от экономического давления до кибератак и поддержки внутренних дестабилизирующих сил в России.

Схожей, но еще более острой была бы реакция Ирана. Тегеран, который долгие годы видел в России не только партнера по сирийскому конфликту, но и главного союзника в противостоянии с США и их сателлитами в регионе, воспринял бы такой шаг как чудовищную измену. Иранская ядерная программа, сдерживаемая сейчас сложным балансом сил, получила бы мощнейший импульс для ускорения. Оказавшись в кольце враждебного окружения, где даже Москва перешла в стан противника, Тегеран мог бы принять окончательное решение о скорейшем создании собственного ядерного арсенала как единственной гарантии выживания режима. Это спровоцировало бы  немедленный кризис на Ближнем Востоке с высокой вероятностью очередного превентивного военного удара со стороны Израиля, что ввергло бы регион в новый масштабный конфликт. Позиция же России внутри НАТО в отношении такого удара стала бы первым серьезным тестом на прочность нового союза, неминуемо расколов его изнутри.

Для КНДР это стало бы знаком апокалипсиса. Режим в Пхеньяне, чье существование держится на формуле противостояния с США и их союзниками, лишился бы своего главного политического и дипломатического прикрытия в лице Москвы и Пекина. Оказавшись в полной изоляции и понимая, что объединенный Запад во главе с теперь уже включающей Россию НАТО может не оставить ему шансов, Ким Чен Ын мог бы пойти на крайне опасную авантюру. Резкая эскалация на Корейском полуострове, включая возможные провокации с применением ядерного оружия, стала бы трагически вероятным сценарием его отчаяния.

Таким образом, гипотетическое вступление России в НАТО, вместо того чтобы стать актом умиротворения и финальной точкой в долгом противостоянии, с огромной вероятностью взорвало бы мировую систему координат. Оно не принесло бы стабильности, а лишь сместило бы линию фронта глобального противостояния, создало бы новые, возможно, еще более опасные линии разлома и на десятилетия вперед определило бы эпоху невиданной ранее турбулентности. Идея «великого Севера», противопоставленного «глобальному Югу», рискует оказаться проектом не мира, а новой, куда более масштабной и сложной холодной войны, где раскол будет проходить уже не между Востоком и Западом, а между глобальным Севером и глобальным Югом, между развитым миром и остальными. Это превратило бы всю планету в арену перманентного конфликта, где старые союзы мертвы, а новые еще более непредсказуемы и неустойчивы. Плавный нарратив истории резко ускорился бы, и последствия этого ускорения никто не смог бы предсказать с точностью...

Текст создан DeepSeek и rusfact.ru