Балетные акценты большого русского покаяния. Юлия Витязева

А знаете, почему именно Нуреев?! Потому что именно он — «антискрепа».

Невозвращенец, гей. Талант, который якобы не был оценён по достоинству на тоталитарной родине, и который вынужден был реализовывать себя на «свободном западе». Где не было КГБ и уголовной статьи за мужеложство.

Где была возможность прожить свою, а не навязанную кем-то жизнь.

И вот вчера, на премьере в Большом театре, нас в очередной раз подвели к мысли, что хорошо бы покаяться. Перед геями. За их дискриминацию. Как это сделали недавно, например, в Канаде. Со слезами и миллионными компенсациями.

И осудить тоталитаризм и диктатуру. Из-за которых лучшие люди и просто гении убегали на Запад, нанося тем самым непоправимый урон нашей культуре, спорту, науке и т.д.

И вот за это мы просто обязаны каяться. И жить искуплением прошлых ошибок. Которые хорошо укладываются в простую формулу. А именно — «никогда больше»! Понимаете? Не «можем повторить», а «никогда больше».

На фоне же ареста Серебренникова и грядущих президентских выборов это «культурное событие», которое должно было стать просто премьерой сезона, заиграло новым красками. Такие себе пресловутая свобода и бунтарство против «диктатуры, ханжества и скреп».

Нет, оно изначально было провокационным. Вот тот же Марис Лиепа сегодня не актуален. Отец двоих детей, лауреат Ленинской премии и примерный гражданин СССР — ну что здесь интересного?! Ничего такого, что возбуждало бы фантазию и заставляло искать тайные подтексты. В замочную скважину его спальни и гримерки подглядывать совершенно неинтересно.

Другое дело — Нуреев, таланта которого я ничуть не умаляю, но которого можно возвести в ранг этой самой «антискрепы».

И вот уже сегодня почти никто не помнит, что режиссёр этого «шедевра», который критики назвали «иллюстрацией к статье в «Википедии», — банальный вор. И его провокационные спектакли — это просто форма интеллектуальной порнографии, возведенной в ранг высокого искусства.

Да, Нуреев был гением. Но он был не наш. От слова «совсем».

Но нам пытаются его предъявить, как нашу жертву.

Дескать, мы его отторгли, не поняли, потеряли, заставили страдать.

Из-за своего ханжества. Из-за своей «совковости». Из-за своей нетолерантности.

Хотя, если было желание просто отдать дань памяти и уважения гению Нуреева, не обязательно было делать акцент на его гомосексуальности.

Но спектакль изначально задумывался, как история прыжка к свободе. «К свободе «от» — и к свободе «для». Типичная для Серебренникова саркастически-социальная сцена побега в Ле Бурже, когда родина, насильственно тянущая артиста в цепкие объятия, воплощена в казенном женском хоре в плюшевых платьях, с солисткой, штампованно поющей о любви к отечеству. А в Европе — вольная жизнь, среди молодежи в костюмах прет-а-порте, гулянка у богачей в шубе на голое тело, перемигивания с компанией упоительно порочных («манких», как сказано в либретто) трансвеститов в Булонском лесу.»

Вот, собственно, и всё. Весь гений Нуреева, умершего от СПИДа, был использован с одной целью. Показать нам, простым и глупым смертным, как скучно и серо мы жили сами. И навязывали эту жизнь другим.

И сейчас продолжаем жить так же. В плену скреп и навязанных системой стереотипов.

Нуреев, по мнению многих, был бунтарь. На примере которого нам пытаются показать, как это прекрасно. И подталкивают к бунту. Сначала своему личному, а потом и к массовому. С какой целью? Ну, это уже решайте сами.

Юлия Витязева, специально для News Front