Голос Одесского Антимайдана: Нужна серия спецопераций. Мы должны победить

Очередное сорвавшееся обострения вновь откладывает эту перспективу на неопределенный срок….

Я могу сказать совершенно точно, насколько мне хватает информации из открытых источников и интуиции( понятное дело, что секретной информацией со мной никто не делится), украинская армия подтягивалась к линии соприкосновения. Это было видно и по официальным сообщениям. Подтягивалась демонстративно. Причем к самым передовым рубежам. И это было похоже на подготовку, как минимум, к крупной провокации.

Я думаю, российские учения отвели эту провокацию. И это очень важно. Ты же прекрасно знаешь, как все устроено в республиках. Они настолько привыкли жить в войне, что там дети живут в домах в двух – трех километрах от линии огня. Я уверен, что треть из них не удалось бы эвакуировать быстро. Если бы пошел прорыв, то в тех участках гражданские попали бы под раздачу первыми. И это обострение было купировано учениями, которые проводились в России. Как по мне, благодаря демонстрации силы со стороны российской армии удалось избежать жертв среди гражданского населения, которые были бы неизбежны просто. Потому что там люди как жили в привычном режиме, так и живут. Никто никуда не отвозил детей, никто не эвакуировался.

А начаться могло в любой момент. У ВСУ было достаточно сил, чтобы на нескольких участках уйти в прорыв. И они бы прошли. Возможно, далеко бы не ушли, но те городки и деревеньки, по которым проходит линии фронта, они были бы утоплены в крови.

Но проблема-то никуда не делась, украинская армия не отошла, обстрелы не прекратились.

Вроде бы оттянулись немножко. Но им подтянуться ничего не стоит. Не такие уж там большие расстояния.

Вот и выходит, что когда я говорю, что хочу решения украинского вопроса, то чувствую на себе клеймо кровожадного негодяя, который хочет крови. Но, с другой стороны, ты же понимаешь, как разумный человек, что без войны этот вопрос не решить. И противоположная  сторона априори недоговороспособна.

Я прекрасно это понимаю. Без молниеносного вторжения и восстановления конституционного порядка на территории Украины ничего не изменится. Я согласен.

При этом я не могу говорить за всю Украину. В конце концов, если там большое количество промайдановски настроенных граждан, то какой смысл ехать к ним и освобождать. И получать потом нож в спину, зачем?

Ну, как минимум, надо освободить ту часть, которая исторически является Новороссией. Это программа минимум.

Но этого не происходит. Я довольно часто сталкивался в донбасских пабликах с выражением, которые говорят местные пользователи, измотанные непрекращающейся войной и неопределенностью: «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца».

Я это слышал тоже, да. Я лично сторонник серии спецопераций. Опыт Советского Союза и Соединенных Штатов показывает их эффективность. Речь не идет о фронтальном наступлении со стороны республик с перемалыванием дивизий. Это серия спецопераций, что вполне реально. Потому что боеспособная украинская армия стянута к границам республик. Все остальное практически открыто. Естественно это кровь и жертвы, и не только со стороны военнослужащих.

Я не могу призывать к такому…У меня нет таких полномочий. Я сугубо мирный человек. Я за мир. Несмотря на то, что огромная часть моих песен посвящена войнам. Но это был такой творческий интерес. Я же не одеваю камуфляж. Просто изначально еще до всех событий тема локальных конфликтов меня очень интересовала. И я писал про них песни, чтобы в простой форме оправдать наше присутствие на дальних подступах к стране. Потому что если мы сражаемся там, то у нас мир – мир. Покуда встречаем врага где-то во Вьетнаме.

Ну вот как точно то выразился – там, на дальних подступах. А сейчас враг где?

Он уже на ближних подступах. Он уже, по сути, у нас.

Так что должно произойти, чтобы Москва решилась на специальные операции? Пока мы только видим, как эти операции разрабатывает Вашингтон.

Я не знаю. Единственное, что я могу сказать, что решение сделать ставку на политиков внутри Украины, принятое в очередной раз, все эти «оппозиционные блоки» –  это решение ошибочное. Потому что даже если они выиграют какие-то выборы, опять соберется этот бандеровский ИГИЛ (запрещенная в России организация – ред.) и выгонит их из правительственных зданий.

А мне кажется, если бы сказочный сюжет с выигрышем на выборах и смог бы воплотиться в реальность, то к «пророссийским» победителям уже на следующий же день пришли бы эмиссары от доброго дедушки Байдена и просто перевербовали бы.

Даже не перевербовали. Я думаю, что хорошая часть из этих сил политических давно работает на Дядю Сэма, просто они используют эту партию как футбольный клуб: можно на пророссийских настроениях 30% мандатов получить.

До майдана украинский политикум был балаганом. Веселым праздничным балаганом. До тех пор пока не начали убивать. Он, собственно, и остался балаганом, только уже кровавым и подконтрольным Западу. И неонацистским структурам.

На Западе те, кто занимаются Украиной, прекрасно понимают, что на этих нациках власть и держится. Это кнут, которым они всегда смогут загнать в стойло любую взбунтовавшуюся политическую силу. Поэтому никто их распускать не будет, поэтому они маршируют с эсесовскими флагами и оскверняют могилы советских воинов. Причем со всего Советского Союза. У меня есть друг во Владивостоке, и у него могила деда на Западной Украине. Там вся Россия и вся Украина в этих братских захоронениях лежат. И на сегодняшний день результаты Великой Отечественной войны на этой территории просто уничтожены.

Ну вот ты говоришь, что остались еще в Одессе люди. А что делать с новым поколением, которое выросло в этой необандеровской и русообской среде, и она – эта среда, для них органична?

Это главный бой, который мы проигрываем. Битву мы еще не проиграли. Но проиграли несколько боев, в том числе бой за молодое поколение. Потому что, естественно, украинская пропаганда действует не на всех. Как ты помнишь, советская пропаганда – она вроде работала, работала мощно и эффективно, но молодежи в конце 80-х она была абсолютно безразлична. А к украинской пропаганде часть украинской молодежи точно также и относится. Но мы же понимаем, что есть некоторое ядро, абсолютно упоротое, которое образуется в результате этой пропаганды, и как с этим бороться я тоже не знаю. Но это главное направление, это борьба за будущее.

И никто с нашей стороны этим, по сути, не занимается.

Вообще никто! Ты знаешь, я езжу на Донбасс, пытаюсь вести маленькую информационную войну из своего одиночного окопа. Пытаюсь отображать то, что происходит теми методами, которыми я владею. Это, кстати, работает и на Украину, потому что мои песни слушают и там. И я ежедневно получаю «письма счастья», многих бесит, что я поднимаю эти темы. Но я абсолютно один. Я езжу за свой счет. Мне помогают иногда друзья. Но это друзья. И благодаря их помощи я могу пойти мороженое себе купить. Или песню записать. Но я лучше пойду и запишу песню. Или съезжу, выступлю. Нет никакой централизованной структуры, которая бы занималась информационной войной. Хотя бы поддерживающей антивоенное движение на Украине, без политического окраса. Мы же помним, какую роль сыграло антивоенное движение в США во время войны во Вьетнаме. Оно не было антиамериканским, но было антивоенным, что очень важно. Даже этого нет, и никто этого не поддерживает.

Есть много выходцев из Украины, имеющих авторитет, они могли бы работать в этом направлении, им до сих доверяют. И у меня были схожие идеи, я хотел создавать творческий антивоенный контент. И как-то все это систематизировать, внедрять как снаружи Украины, так и изнутри. Но, к сожалению, никакой поддержки нет. Все мои коллеги сами по себе. Как волонтеры. Это очень тяжело человеку или коллективу поднимать эту тему на сегодняшний день за свой счет.

При этом есть персонажи, которые ездят на Донбасс поселфиться, попиариться. Поэтому в эту поездку я впервые встретил настороженное к себе отношение в местах, где меня не знали. Даже со стороны военных. Один офицер после мероприятия решил меня подколоть, мол, не хотите ли бы вы съездить на селфи. Я ответил: не понял, какое селфи? Ну, там на передовую, полазить, в биноколь посмотреть, стрельнуть, отвечает. Я говорю, нет, конечно, во-первых, я человек неподготовленый, мы сейчас с вами вылезем, и вас накроют. Или вас, или меня. А скорее всего мы успеем уехать, и прилетит на ту позицию, где мы с вами были. И пострадают люди, что сидят в этом окопе.

Просто есть категория граждан, что приедет туда разок-другой, а потом  бьет себя в грудь, получает какие-то награды горстьми и чуть ли не вещает от имени Донбасса.

Мне был очень неприятен этот инцидент с офицером, но потом все выровнялось, мы поговорили с ним, он понял, что был я на передке и прекрасно понимаю, как там все устроено. Будем так говорить, он просто меня проверил.

Ну вот по твоим наблюдениям как ситуация семи лет полувойны сказывается на Донбассе? Великая Отечественная, напомню, длилась всего четыре года, было страшно, но люди постоянно шли вперед и знали куда идут.

Эта ситуация, конечно, действует на Донбасс убийственно. Я солидарен с мнением некоторых командиров, разных людей, непосредственно друг с другом не связанных, высказавших схожие мысли. Экономики республик ,несмотря на то, что они небольшие, они достаточно мощные для такого количества людей, такого региона, плюс ресурсы природные, плюс производство – машиностроение, металлургия…. Если бы в республиках был введено что-то вроде военного коммунизма: все для фронта, все для победы, с социалистическим планированием, построением мобилизационной экономики, я думаю, что все было бы гораздо лучше. Все было бы гораздо лучше  с армией, все было бы гораздо лучше и у людей с работой, потому что это бы давало работу, и доход был бы у республик выше, чем есть сейчас, экономики бы не загибались. Все делалось бы под жестким контролем и учетом. Я думаю, было бы тяжело, но по сравнению с той депрессией, что сейчас наблюдается там сейчас…

Должна была быть витрина Русского Мира! Да, тяжело, да, сражаемся, но заводы работают. Все для фронта, все для победы. Вагоностроительный выпускает БМП, или что-то в этом духе, я не знаю…. Пищевая промышленность – субпайки. А в итоге мы имеем, что половина мужского населения республик заробитчане. Как на Западной Украине. Они только в Россию ездят. Хорошо, что хоть все устаканилось с российскими паспортами, и они теперь ездят вахтенным методом, а то раньше приходилось на свой страх и риск. И я когда был там, мне на телефон местный постоянно приходили объявления: «нужны сварщики», «нужны шахтеры», «забойщики». По всей  России, и севера, и Дальний Восток, и центральная Россия. Потому что кадры золотые. И вузы золотые.

Кстати, хочу заметить, что уровень образования на Донбассе не деградировал. Там люди борются за будущее. И в Донецком университете даже количество факультетов увеличилось. И количество учащихся. Потому что люди понимают, что образование – это билет в будущее. А на Украине вот произошел настоящий коллапс в этом смысле. А на Донбассе нет. Даже в мелких городках  техникумы живут. У них там компьютеры, наверное, еще на бейсике работают. Но они работают. Учатся. Там все чистенько. Ни одной надписи на партах и на стенах.

Все бы так было бы, наверное, если бы кураторы относились к этой земле не как к разменной монете, не как к территории, которую надо впихнуть в Украину…

Думаю, что люди, которые занимаются Украиной и Донбассом, одни и те же. Это их просчет. Я даже не думаю, что в подобном положении какая-то финансовая выгода у них. Думаю, это элементарное желание проскочить между капелек. Потому что кризис подразумевает совсем другие взаимоотношения внутри властной верхушки. Мобилизацию внутри власти. Изменился бы и порядок отношений. А так они петляют между капельками. И вроде бы поддерживают Донбасс, но отъезжаешь за десять километров – и все, уже другая планета, и всем, по большому счету, абсолютно безразлично то, что происходит на Донбассе.

Внутриукраинский конфликт, как любят говорить…

Ну, мы понимаем, что это язык дипломатов и политиков. Иначе они и не могут говорить. Но мы сейчас ведем речь о том, что они делают, а не о том, что говорят, говорить можно все что угодно. А, тем более, политикам из той школы, что представляет собой сегодняшнее руководство России. Это хорошая школа. Они говорят, как вербуют, и это прекрасно. Но вот в этом донбасском и украинском  направлении – просчет. Это мое личное мнение. И я знаю, что такого мнения многие мои друзья придерживаются, а дружу я с разными людьми, от простого бойца на передовой, до тех людей, что носят серьезные погоны. Естественно, они секретной информацией со мной не делятся, но я человек творческий и многое понимаю интуитивно.

Как на Донбассе восприняли очередное несостоявшееся наступление?

Я думаю, что тот фатализм, что царит на этих позициях в течение последних шести лет, он никак не изменился из-за этого обострения. То есть, люди жили в обыденном своем режиме. Нападут – будем отбиваться, не нападут – еще год или сколько нужно простоим на позициях. Какой-то радости или печали по поводу обострения, в духе «сейчас начнется» я не встретил. Люди встречают новости абсолютно ровно. Скептически относятся ко всем говорящим головам, телевизор и блогеров в интернете толком не смотрят. Они доверяют разведданным. Они знают, что напротив них стоит такая-то бригада, и она усилилась. Это плохо. Зачем она усилилась, мы не знаем, но в ответ тоже немного получше подготовимся к возможной встрече с ней.

Какого-то ажиотажа я не видел ни среди гражданских, ни среди военных. Когда я возвращался из Донбасса, то автобус был полупустой, дороги не забиты, никто не бежит. Рынок тоже забит.

Про рынок – это про какой город говоришь?

Собирательный образ прифронтовых городков Луганской Народной Республики. Кировск, Алчевск, Брянка, Стаханов, Славяносербск. Люди живут. Никак не реагируя. Это мы здесь: «О, обострение!». Это люди, те, что ближе к центру принятия решений, понимают, что если начнется, то передний край – эти городки, будут утоплены в крови. Эвакуировать всех не получится. Даже если мы будем готовы к удару. Вот такая вот патовая ситуация. И тонкая красная линия ополчения, истекающего кровью, потому что в прямом и переносном смысле они каждый истекают кровью. Потому что семь лет в окопах, семь лет на субпайках, в холоде, грязи, на морозе, на жаре.

По твоим ощущениям бойцов в корпусах Народной милиции не стало меньше? Одно дело, когда ты воюешь, зная, что впереди перспектива победы. Или поражения. Но есть перспектива. И другое дело, когда у тебя нет перспективы, но есть жена, дети. И нужно двигаться куда-то.

Я скажу, что многих из тех, кого я знал, уже там нет. По разным причинам. Погибли, конечно же. Гибнут люди, хорошие люди, достойные. Часть уехали. Часть просто уволились по здоровью. Потому что семь лет, сам понимаешь, когда мужику сорок, он жил нормальной, не экстремальной жизнью, и тут он попадает в этот военный коленкор, то, конечно же, все человеческие ресурсы изнашиваются. Кто-то уехал кормить семью, потому что люди семейные. А некоторые, кстати, наоборот, жен и детей привезли поближе к передовой, чтобы самим быть ближе к семьям. Да, есть и такое. Но, да, тот костяк добровольческий и ополченческий – он поредел.

Думаю, каждая поездка на Донбасс тебя творчески подпитывает и дает пищу для размышлений. Каков основной итог нынешней командировки ты для себя вынес?

Меня зацепило, конечно же, то, о чем мы говорили только что: то, что я многих уже не встретил. Это было очень тяжело. Мы один день посвятили тому, что ездили по кладбищам. Ситуация очень сложная. И у меня осталось ощущение: патовая ситуация. Я не вижу решения при нынешних тенденциях.

Но люди стоят. И вера в победу остается, она сохраняется. И люди очень хотят стать частью России, или хотя бы какой-то конфедерации, но чтобы Россия их признала. Чтобы пошло хоть какое-то развитие в регионе. Потому что там много патриотов региона. Я вот человек южный, морской, и мне сложно понять, как можно любить город в степи, где нет водоема, и вода два раза в неделю по военным временам, в котором зимой минус сорок, и летом плюс сорок.

Но там есть люди, которые уезжают в Россию, а потом возвращаются, и вроде нормально у них все складывалось в России, но они возвращаются, потому что любят Алчевск, Стаханов, Брянку. И продолжают там жить и бороться за возрождение региона.

Какого-то одного итога нет, появились творческие задумки сделать фильм о четвертом комбате «Призрака» Алексее Геннадьевиче Маркове, который трагически погиб в прошлом году. На основании воспоминаний его сослуживцев и архивных записей.

Плюс детский ансамбль, которому я отдал свою песню «Город на передовой», ансамбль «Консонанс», прекрасный, они живут прямо в пяти километрах от украинских позиций в Кировске. И у них шикарный детский коллектив. И скоро будет премьера, ждите. Сделаем видео. Дети с передовой поют о городе на передовой. Они-то знают, о чем поют. Это же часть информационной борьбы. Чтобы на той стороне увидели по кому они стреляют. И это буквально, это не метафора. Потому, что в Кировске прилетело практически в каждое детское учреждение в свое время. Сейчас меньше, но иногда тоже долетает.

Эту тему я бросать не буду. Я не могу бросать этих людей, я мог бы просто отскочить в сторону. Но я не могу предать. В том числе себя. Практически в каждом донбасском городке есть могила, где написано – позывной «Одесса». Эти люди семь лет назад уехали воевать, может, их было не так много на большой город, но заметное количество, и мы должны победить.

Не сегодня, так завтра. В любом случае наша борьба имеет собственную ценность. Потому что она может стать предпосылкой завтрашней победы. Пусть уже не нашей, но наших последователей. И Донбасс сегодня – христианская жертва. Люли приносят себя в жертву. Есть такое ощущение.