Интервью с чемпионом мира и Европы по карате Петром Гилевым о его пребывании в плену у «Правого сектора».
Почти двое суток бойцы «Правого сектора» избивали его сначала ногами, а, утомившись, прикладами.
Эти 2 дня не стали самыми страшными в жизни Петра Гилёва — чемпиона мира и Европы по карате, десятки лет защищавшего честь и достоинство Украины, и тренера, который воспитал тысячи первоклассных спортсменов. Они стали самыми длинными. В плену ему страшно стало только однажды, когда калечившие его весёлые ребята из «Правого сектора» рассказали, что схватили и его жену и сына. Тогда он решил, что вырвет у одного из бойцов гранату и взорвёт и себя и их. К счастью, до семьи тогда не добрались. Двое суток издевательств и пыток и 51 день неизвестности в днепропетровском изоляторе так и не смогли сломать ему волю. Сейчас Пётру Гилёву удалось покинуть территорию Украины и он находится в Крыму, где мы и разговариваем о том, что спасло жизнь чемпиона мира и как он оказался на свободе.
Спортивная династия Гилёвых хорошо известна в Донецке: Пётр и его жена Людмила — тренеры, ведут несколько школ в Донецке, Новотроицком, Волновахе. Оба их сына тоже каратисты (у одного из них, Анатолия, спортклуб в Тольятти), а теперь и внучка занимается этим боевым искусством и показывает недюжинные результаты. Благодаря этой известности похищение Петра Борисовича бойцами «Правого сектора» не осталось незамеченным и получило широкий резонанс. Но давайте всё по порядку.
— 24 июня украинские СМИ сообщили, что в донецком городе Угледар вас арестовали на блокпосту украинские военные, после что увезли в наручниках, с мешком на голове в неизвестном направлении. После этого лидер «Правого сектора» Ярош сообщил, что вы находитесь у них, даёте показания и обвинил вас в подготовке сотен террористов. Это правда?
— Я не знаю, с какого перепугу Ярош раструбил на весь мир, что у меня сотни боевиков. Нет у меня никаких террористов, это мои ученики. Я не воевал в ополчении, а мои ученики пошли туда только в ту ночь, когда меня забрали. Я — тренер, и не собирался ни с кем воевать. Мы под украинским флагом выступали по всему миру, и я всегда воспитывал в учениках надёжность и преданность родине.
Почему похитили? Я был и остаюсь противником майданов и той преступной власти, которая довела до них страну. И, кстати, которая, несмотря на смену президентов, осталась на местах. Когда создавалась «Партия Регионов» в ней были нормальные люди, думающие о судьбах страны и народа. Но потом под этой же «маркой» пришли донецкие бандиты, которые в первую очередь уничтожили всех руководителей, в том числе и директоров шахт, что эту партию создавали. Затем эти же бандиты стали назначать своих судей, прокуроров, следователей и стали обыкновенной бандой, которая грабила и убивала народ. И с 2010 г. мы боролись с этой преступной властью, которая, допустим, в Угледаре сидит до сих пор.
У нас в Угледаре прямо со школой стоит «гадюшник» — ночной клуб, где молодёжь подсаживается на наркотики — амфетамины, экстази, где насаждается разврат — девочек под кайфом снимают на телефон, а затем это всё выкладывается в интернет без стеснения. И мэр города, Алим Мамедович Ширинский, который «крышевал» всю наркоторговлю в городе, говорил мне открытым текстом: «Из твоих учеников через 5 лет вырастут здоровые, нормальные, ответственные ребята, непьющие и некурящие, а мне это не нужно».
За те 15 лет, что мы живём в Угледаре, в нашем городе население сократилось с 30 до 15 тысяч человек. Зато выросло несколько городских кладбищ, где на каждые 20 могил приходится от силы 2–3 пожилых людей, а остальные — молодёжь, от 14 до 18 лет. Как можно с этим мириться? Когда мы открыли в Угледаре школу карате, то это был криминальный посёлок с кошмарной атмосферой. В начале к нам относились очень негативно — приходили в спортзал ребята громить и бить стёкла кирпичами. Но наши ученики зимой босыми выскакивали на улицу и догоняли нападавших.
В первый же год на 1 мая, когда весь народ напивался, мы провели соревнования. Тогда к нам приехало 36 команд, мы прошли по улицам города, все в белых кимоно, состязания были в школе, и спортзал был забит. И наша команда завоевала первое место, это был праздник города! А потом мы начали развиваться, наши дети выросли, но остались командой, которая побеждала 10 лет. Сейчас этим ребятам под 30 лет и многие из них ушли воевать в ополчение.
Теперь объясню почему я выступил против майдана. Когда началась в конце прошлого года вся эта «колбасня» в Киеве, то я сразу понял, что это не митингующие студенты, как это пытались представить всему миру, а чётко организованные военизированные отряды с жёсткой дисциплиной и конкретными задачами у каждого подразделения. Я же служил в армии, поэтому мне было понятно, что их тренировали и готовили к майдану.
И ещё было ясно, что американцы вложили в майдан хорошие деньги, и свержением Януковича дело не закончится. Их конечная задача — это хаос в стране, полное уничтожение экономики, и в первую очередь предприятий, работающих с Россией. Их не интересует Украина как государство, им нужна наша страна в качестве врага России, чтобы поставить здесь натовские ракеты, добывать сланцевый газ, сбывать второсортную продукцию и т. д.
Когда я это понял, то поддержал идею проведения референдума по созданию Донецкой народной республики.
— И из чемпиона и героя вы стали врагом народа.
— Начальник милиции Угледара, который перед этим уволил всех сочувствующих ДНР сотрудников и составил списки помогавших в проведении референдума жителей города, обратился к Ярошу, чтобы его «Правый сектор» навел порядок в городе. Я был назван в числе этих жителей, поскольку помогал в организации и проведении референдума, конкретно, в городах Новотроицкое, Владимировка, Павловка, Угледар. Кроме того, меня же объявили «правой рукой» главы Верховного Cовета ДНР Дениса Пушилина, после чего Коломойский объявил награду в 10 тысяч долларов.
У «Правого сектора» уже была ориентировка, и меня предупредили, что они ищут. «Правый сектор» — этой банда отморозков и насильников, почувствовавших вкус власти и крови, вседозволенность и безнаказанность. Их на Украине около 10 тысяч. Жена уговаривала меня уехать, но я всё откладывал.
И вот 24 июня в Угледаре автобус, в котором я ехал, на блокпосту остановили военные в чёрной униформе. У них была моя фотография, и они знали, в каком автобусе я еду. Они вошли и направили на меня автоматы, а сзади меня сидели мирные люди. Тут поднялся мой бывший ученик Андрей, друг моего старшего сына, и сказал: «Что вы делаете, это же мой учитель». И его тоже схватили. Нас вывели, бросили на землю, связали руки верёвками и одели на голову пакеты.
Меня потом спрашивали: «Что же вы, такой великий каратист, а не оказали сопротивления и вышли из автобуса?» А как я мог оказать, если передо мной автоматчики, а сзади — 28 жителей города? Я сделал всё, что они требовали, чтобы не спровоцировать бандитов и не погубить людей. Затем нас повезли куда-то, я не видел, поскольку на голове был пакет. Там нас били, но слава Богу, через какое-то время Андрея отпустили. Я переживал за него, не все люди смогут выдержать эти пытки.
У нас случаи похищения и пропажи людей не редкость. Например, у знакомого, который проводил референдум в Стаханове и потом ушёл в ополчение, забрали отца и сына, а потом 26-летнего парня нашли мёртвым в посадках, его тело было всё исковеркано, глаза выколоты.
После похищения меня возили почти двое суток в машине, всё время избивали, а тем временем решали, что со мной делать. Я слышал, как они говорили о том, чтобы сдать меня на органы: «Он же спортсмен, значит, здоровый». И, лежа в машине, я думал, интересно, как они будут это делать — в больнице или так, под наркозом или без? У меня всё это время было ощущение, что я попал в какое-то сборище мутантов неземного происхождения. То есть бандеровцы меня не просто били, а калечили, потому что получали от садизма удовольствие. Они уже не знали как, чем и куда меня ударить, устали бить ногами в лицо, стали прикладами. А я всё время поднимался, потому что у меня профессиональная привычка — вставать.
К концу 2-го дня я уже не шевелился и почти не соображал, но сознание не терял. При этом эти отморозки боялись меня даже связанного и избивали, держа оружие в руках. И ещё кричали: «Ну и какой же ты каратист?» А я им отвечал: «Вы наручники-то снимите и узнаете, какой». При этом задавали какие-то дурацкие вопросы, типа, сколько я получил от Путина денег и оружия, сами же на них отвечали и что-то там записывали.
— А ещё писали, что у вас была какая-то флэшка?
— Когда меня похитили, то забрали не только деньги и фотоаппарат, но и серебряный крестик сорвали с шеи. Да, действительно, когда меня схватили, у меня с собой была флэшка с расположением украинских блок-постов. Я занимался разведработой, помогал ополчению ДНР. И когда СБУ узнало, что у меня были разведданные, связанные с украинской армией, то приказали «правосекам» передать меня живым. Это меня и спасло.
Конечно, бандеровцы были сильно разозлены, потому что хотели за меня получить обещанные 10 тысяч долларов. А ещё помогли журналисты, меня не убили как «террориста и сепаратиста» благодаря тому, что этот случай получил шумную огласку в интернете и прессе. В то время, когда я находился у «правосеков», по телевидению показали несколько интервью с женой. 24 июня меня похитили, а 26-го в Донецке прошёл митинг, организованный моими родственниками, учениками и друзьями. На этом митинге присутствовала и мама задержанного Андрея, которого она забрала домой всего избитого и с переломанными рёбрами.
— Наверное, эти 2 дня, проведённые у «Правого сектора», были самые страшными в вашей жизни?
— Мне не было страшно. Стало страшно, когда меня начали шантажировать и сказали, что захватили моего сына и жену и что при мне же их разорвут на кусочки. У меня тогда была одна мысль — взорвать себя вместе с ними, и я уже стал охотиться за гранатой, которые висели у каждого из них.
— Вот вы говорите, что пытки сможет выдержать не каждый, а как же вам удалось выстоять?
— Главное — это дух, воля, а тело — ничто, инструмент. Путь воина — это путь постоянного совершенствования духа. Я ученикам говорю: в карате важна техника, сила, скорость, но когда ты выходишь на татами и видишь соперника, который превосходит тебя в этом и может быть старше, опытнее, сильнее, то нужно эмоционально «взорваться». То есть через эмоции пробудить в себе бесстрашие и волю.
Я почти всю жизнь занимаюсь карате, начиная с 1974 г., когда мне было 16 лет, и я случайно попал в цирковую студию в Донецком цирке. Там я впервые увидел карате. Артисты цирка в советское время имели возможность выезжать за рубеж, в Японию, и там могли брать уроки у мастеров карате. А поскольку они были людьми творческими, ничего не делавшими тяп-ляп, то и в боевом искусстве доводили всё до совершенства.
На меня их выступления и цирковые номера с битьём кирпичей, досок произвели сильное впечатление, и тогда я начал тайком сам осваивать карате по распечаткам. В то время не только я, вся страна «заболела» карате. Но в СССР, как и культуризм, карате считалось буржуазной пропагандой и было под запретом до 1978 г., когда Спорткомитет издал приказ о развитии этого боевого искусства. В армии я продолжил самостоятельно заниматься, там тоже были ребята, которые освоили карате.
После армии я вернулся в цирк, поработал там год. К тому времени я уже был женат, и у нас родились двое детей, надо было думать, чем их кормить, а на мою цирковую зарплату мы перебивались с хлеба на воду. Я ушёл из цирка, стал работать на шахте, но продолжал тренироваться и уже тренировал детей. В шахте случались разные травмы, ушибы и переломы, в армии у меня был декомпрессионный перелом позвоночника, но каждый раз меня поднимало на ноги карате. В 1994 г. я уволился с шахты и на чемпионате Украины завоевал 2-е место, в следующем — отстаивал честь Украины на чемпионате стран СНГ и с тех пор выступал каждый год.
— Ясно, значит, тело — ничто, главное — настрой воина. Скажите, а почему после похищения и после того, как Ярош радостно отчитался, что вы у них, почти 2 месяца ничего не было слышно про вас?
— По приказу СБУ ночью на 26 июня украинский батальон «Днепр-1» забрал меня у «Правого сектора» и отвез в Днепропетровск, в изолятор временного содержания. Там меня отказались принимать, потому что к тому времени я был больше похож на сгоревший кусок мяса, чем на человека.
В ИВС вызвали «Скорую помощь» и потребовали что-то сделать для «улучшения состояния». Но врачи сказали: «Какое состояние, если мы не можем понять, это белый человек или негр?» И всё-таки СБУ надавило, и меня начали лечить. Меня спасло только то, что всё это время ничего не ел и не пил, стакан воды я выпил только на 5-й день пребывания в больнице, где кололи уколы и капельницы, чтобы я не падал и мог стоять на ногах.
А 27 июня состоялось заседание в днепропетровском Бабушкинском районном суде. Судья, взглянув на меня, спросила: «Может, его сначала подлечить?», а обвинитель ответил: «Ничего, выживет!» Это был «липовый» суд с двумя «липовыми» свидетелями, старательно читавшими откровенную чушь по бумажке, и мне избрали меру пресечения «содержание под стражей».
Всё это время я находится в изоляторе. Там начальство пыталось мне в камеру подослать «подсадных», чтобы я с ними разговорился, но у меня нюх хороший на таких людей. Потом хотели натравить на меня «братву». Но в уголовном мире уже знали, кто я, хотя и не видели никогда в глаза, и заочно «зауважали» — в первые же дни передали в камеру миску, ложку, сало, чеснок, чай, кипятильник, шлёпанцы и футболку. А потом даже телефон пронесли, чтобы я мог позвонить жене и предупредить её, чтобы ни в коем случае сюда не приезжала (а ей звонили из СБУ и приглашали), иначе схватили бы и её.
Всё это время водили на допросы, где следователь разговаривал со мной на спортивные темы, пытался подобрать ко мне «ключи»: «Как же так, вы — чемпион Украины, известная личность, — я всё про вас в интернете прочитал, — а воюете против своей страны?» А я отвечал: «Пока вы там скакали на майдане, мы боролись с воровской и преступной местной властью, которая до сих пор сидит у нас на местах».
Следователь сказал, что мне грозит статья 258–3 — «создание, финансирование и руководство террористической организацией и призыв к расколу страны». Они всё искали, как я её создавал, как подбирал людей и чем я их вооружал. А я, находясь в камере, писал апелляцию и параллельно стал готовить побег: уже научился открывать наручники за 10 секунд, и наметил себе 2 места, где я смогу сбежать.
— Почему вас освободили, если вам предъявили обвинения в терроризме?
— Всё это время власти Донецка, в частности, глава комитета по военнопленным ДНР Дарья Морозова, вели переговоры с Киевом, чтобы обменять меня и ещё бывшего министра обороны ДНР Александра Крошенца, брата народного мэра Мариуполя Дениса Кузьменко и других наших на украинских военнопленных. И 12 августа СБУ меня забрало из днепропетровского изолятора и привезли в другую камеру в Харьковской области. Там нас пятерых приковали в подвале наручниками, и мы 2 дня сидели на бетонном полу. 14 августа нас вывезли на нейтральную полосу и обменяли. 30 августа я приехал в Крым, куда жена уехала раньше. А сын — он у нас воин, десантник — остался воевать в ополчении.
— Каким вы теперь видите своё будущее и Украины?
— Мой дед был двухметровым гигантом — сибиряком, ходил с рогатиной на медведя, а я — украинец, родился в Донецке, он тогда назывался Сталин. Будущее Украины — печально, мало того, что её народ не знает собственные историю, традиции и культуру, так ещё и гордится этим. Я всё своё детство провёл в украинском селе и выучил там массу чудесных народных песен. Сегодня этих песен не знает никто из тех, кто кричит: «Слава Украине!». То есть сегодня это всё, что осталось от нашей прекрасной и древней родины.
Конечно, Крым — это благословенная земля, здесь удивительные дети, и я давно хотел открыть здесь школу карате. Мы могли бы её вывести на международный уровень за каких-то 3 года. Но, к сожалению, власти в Крыму сделал всё, чтобы этого не случилось. Во всяком случае те, к кому мы обращались с просьбой дать помещение. Поэтому я обязательно вернусь домой.